Монохром - Ирина Дерновая
Лина пищала, что у неё ещё волосы мокрые, а на улице никак не май месяц. Лейла только похохатывала, не выпуская руку подруги, вела за собой и просто не давала опомниться. Кое-что из вечерних пьяных разговоров спортсменка помнила отчётливо. И самым важным ей казалось — не позволять Лине надолго оставаться со своими мрачными странными переживаниями. В их причине Лейла положила себе разобраться вот прямо после завтрака, когда они будут сытые, окруженные народом и никаких зловещих тёмных углов или стен в поле видимости. Про стену — почему-то особенно резко помнилось. И про белые глаза. Говорить об этом подруге Лейла разумно не собиралась. Как и сразу поднимать вопрос о необходимости покупки нового телефона взамен беспощадно «отутюженного».
К счастью кафе-пекарня оказалось на самом первом этаже жилого комплекса, где находилась квартира Лейлы. Поэтому рисков простыть у Лины не было. Хотя она вдруг снова как-то незаметно сжалась и начала быстро и беспокойно озираться по сторонам. Лейла предпочла списать это на пожизненную привычку подруги сторониться людей и людных мест вообще. Но, сама борясь с мутным, почти неуловимым чувством тревоги, Лейла решила, что вот с этого дня поможет подруге поменять уже своё отношение к миру. Планы у спортсменки возникали быстро и сразу — размером с Эверест. Девушка ничуть не сомневалась в своей способности претворить их в жизнь. Но сначала — завтрак!
В кафе было мало посетителей, что, в целом, устраивало обеих девушек. Лина, правда, рванулась к самому дальнему углу, чуть ли не возле туалета. Но Лейла решительно повела её к столику возле красиво декорированной стены: по изумрудному бархатному фону зеркальной мозаикой были выложены стилизованные лилии. Глянув на удивлённое лицо Лины, Лейла самодовольно хмыкнула, будто занималась оформлением кафе самолично. От остального зала их место закрывала декоративная перегородка, в том же стиле, что и стена. Этого вполне хватало для создания уютного личного пространства.
Едва подруги сели на мягкие диванчики, рядом возник молодой человек в форменной одежде кафе, чтобы принять заказ. Лина рта не успела раскрыть, как Лейла затребовала фирменный завтрак, две больших чашки капучино и чизкейки «на верхосыточку». Официант одарил их заученной, но вполне дружелюбной улыбкой и исчез быстрее, чем Лина успела воспротивиться.
Пока им готовили заказ, повисло неловкое молчание, и если бы не приятная фоновая музыка, молчание могло бы стать тягостным. Первым решила заговорить Лина, нервно сжимая и разжимая пальцы, комкая штаны на коленях.
— Лейка, слушай, я…
— И не буду! — категорично, пристукнув кулаком по столу, оборвала та подругу. — Ни денег не возьму, ни слушать ничего не стану пока не поем. Тётя Боня мне достаточно выложила, чтоб мне стало ясно: твоему семейству я тебя не верну, пусть хоть калым6 в сто верблюдов мне наобещают!
Лина так и вытаращилась на подругу, беззвучно открывая и закрывая рот. И снова на краю памяти назойливо зудела какая-то очень важная мысль, что-то такое, что необходимо было озвучить. Догадка, напоминающая приступ изжоги, связанная со всеми жутковатыми событиями последних нескольких дней. Они выцветали буквально с каждой минутой, как дурной сон по утру, и это тревожило беловолосую девушку всё сильнее. Потому что помнила, как бы там ни хохмила Лейла, это как-то касалось и её. Поэтому Лина, помотав головой, быстро, торопливо, пока её снова не перебили, сказала:
— Лейла, это важно, правда. Я ещё сама не понимаю, не помню, что произошло, но это очень важно! — И вдруг её как озарило, словно вспышка, и севшим голосом, она с нажимом произнесла: — Пообещай, что никогда, слышишь, НИКОГДА не станешь просить тебя сфотографировать. Обещай. ОБЕЩАЙ!
— Тихо, не ори, мадам Паниковская! — шикнула на неё Лейла, только собравшаяся как-нибудь ехидно ответить на это требование. Глянула в глаза подруги — зрачки снова ненормально расширились и выглядели дырами куда-то в череп. Передёрнула плечами и слегка раздражённо ответила: — Хорошо-хорошо, обещаю. И буду тебя самолично бить по рукам, устроит?
— Нельзя мне фотографировать… — словно и не слыша её, пробормотала Лина, словно снова ухнула в какую-то внутреннюю морочную бездну. — Понимаешь, Лейка? Монохром, он всё время на чеку, только и ждёт, что я — начну снимать… Нельзя мне…
Лейлу вдруг пробрала какая-то стылая жуть, идущая из живота, когда она смотрела на бормочущую подругу. Ей вдруг показалось, что перед ней сидит вовсе не Лина. Не та Мерилин-Лина, за которую она вступалась перед обидчиками из школы и готова была напинать даже братьям-оторвам той. Эта, с чёрными как у птицы глазами и седыми волосами, была уже другая.
«Ненашенская», — всплыл в памяти скрипучий голос бабки Яси, да так отчётливо, что Лейла вздрогнула и нервно оглянулась.
— А ну, прекрати истерику, — твёрдо и удивительно спокойно сказала Лейла, намеренно копируя отца, когда тот приводил дочь в чувства перед самыми первыми соревнованиями. Только вот кому больше адресовала: себе, Линке? Или призраку бабки Яси? — Я тебя слышу, и поняла, нельзя — так нельзя.
Лина не успела выдать порцию очередной словесной дребедени. Шустрый официант снова бесшумно возник возле их столика и в считанные секунды расставил заказанное: молочная кашу с кусочками свежих фруктов, тосты с жареным яйцом, блинчики с творогом, два треугольничка чизкейка с малиной и два капучино в кипенно-белых чашках. Порции были такие, что Лина вышла из своего полувменяемого состояния, даже зрачки приняли привычный размер.
— Э-эээ, — выдавила она из себя, сумев вложить в это междометие изумление, восхищение и сомнение в том, что даже вдвоём они всё это осилят.
— Вот и ешь, — безаппеляционно заявила Лейка, уже вооружившись ложкой. Придвинула к себе тарелку с кашей, любуясь аж просвечивающими дольками груши на поверхности. — Раз живём, два — жуём! Чего опять зависла-то?
— Руки… помыть, — смущённо пробормотала Лина, и Лейла вспомнила, что у той действительно был пунктик на чистых руках. Даже с учётом того, что из квартиры они вышли совсем недавно, и волосы Лины ещё свидетельствовали о принятом душе.
Лейла с грустью посмотрела на свою порцию, кивнула, соглашаясь подождать, пока подруга удовлетворит свой личный невроз. Та, снова бросив на спортсменку странный и как будто потемневший взгляд, всем видом обещая, что быстро всё сделает, поспешила к туалетам. Пользуясь её отсутствием, Лейла вытащила из сумки-банана телефон, обнаружила в чатах Ватсапа кучу сообщений: от отца, тренера, приятелей по спортивной школе. У неё тут же зазудели пальцы: если Лина страдала манией
