Питер Страуб - Мистер Икс

Когда мы поднимались по лестнице, я держал ее за руку. Я захлопнул дверь номера, и Лори приникла ко мне всем телом.

– Как давно ты знала? – спросил я.

– Что знала? – Не видя ее лица, по движению губ я почувствовал, что Лори улыбнулась.

– Ты знала, кто я, когда увидела меня в первый раз?

Макушкой она едва не ударила меня в подбородок. Затем отстранилась на пару дюймов:

– Да откуда ж?

– Стюарт убрал тебя из комитета, потому что не хотел, чтоб ты увидела в архиве фотографии, которые я показывал вчера.

– Да бог с ним, со Стюартом. Ты думаешь, я тебя узнала?

– Я пытаюсь это выяснить.

Она сердито отстранилась на целый шаг:

– Стюарт интересуется своей семьей раз в сто больше, чем я. Я даже не припомню, интересовалась ли когда-нибудь прошлым Хэтчей. Да, я видела архив, если ты это имеешь в виду. Вполне возможно, что твое лицо показалось мне знакомым тогда, в больнице, но я и сейчас не могу понять, отчего так произошло.

– А ты не звонила Паркеру Гиллеспи через два дня после этого?

– Разумеется, звонила! – Взмахнув руками, Лори застыла с поднятыми вверх ладонями. – В городе ведь объявилась Эшли, помнишь? И я очень встревожилась: что будет с Кобби, если Стюарта вдруг посадят. Вполне естественной реакцией было позвонить адвокату и посоветоваться с ним. Нэд, не делай несчастными нас обоих.

Я взял ее ладонь в свою и поцеловал:

– Я никого не хочу делать несчастным. Я всего лишь ищу ответы. Ты вот что мне скажи. На следующий день после того, как ты сделала все, чтобы помочь мне найти Эдварда Райнхарта, ты хотела, чтобы я обо всем забыл.

Лори положила ладонь мне на бедро:

– Милый, это ведь ты мне сказал, что, как тебе кажется, ты можешь подвергнуть опасности Кобби и меня.

– Ты, наверное, еще ничего не знаешь о Гринвилле Милтоне.

Ее глаза расширились.

– Прошлой ночью Гринни заказал два билета первого класса в Мехико и рванул в мотель в Кейп-Джирардо. С собой он прихватил сто тридцать тысяч долларов и пистолет, а перед тем умолял свою подружку ехать с ним. Когда она отказалась, он покончил с собой.

В глазах Лори мелькнула тень мысли – четкой и безошибочной, как теорема Евклида. Она пошла к столу, постукивая кончиком указательного пальца по губам:

– А Стюарт в курсе?

– Потому, наверное, мы и позвонили К. Клейтону Кричу.

– Стюарт пытается погубить столько народу, сколько в его силах. Он пытается утопить буквально каждого, кто когда-либо имел с ним дело. – Лори выдвинула стул, с которого капитан Мьюллен провозгласил о рождении нашего правдоподобного вымысла, и устало на него опустилась. – Он пытается погубить все, что может.

– Включая траст Хэтчей, – закончил мысль я.

Беглая улыбка, порожденная мыслями о разрушительных намерениях ее мужа, исчезла. Лори скрестила ноги и подождала, что я скажу еще. Она выглядела непорочной и чистой, как горный поток.

– Стюарт позвонил Паркеру Гиллеспи, – продолжил я. – Он не мог знать о моем разговоре о Кордуэйнере Хэтче с полицейским по имени Мьюллен. Он просто хотел все сломать.

– Он хотел сломать меня, – проговорила Лори.

– Стюарт заявил, что хочет отказаться от прав на наследство. Он сказал Гиллеспи, что обнаружил существование законного наследника, Нэда Данстэна, являющегося незаконным сыном старшего брата его отца. Плохие новости для Кобдена Карпентера Хэтча, однако он не в силах идти против истины. Примерно таким был их разговор.

Лори поерзала на стуле и заметила аккуратное граффити на краю стола. Она подняла руку и провела вдоль надписи пальцами, в точности как это сделал Мьюллен. Откуда-то очень издалека донесся до меня голос Стар: «… Он все глубже и глубже погружался в ту мелодию, и тут вдруг она раскрылась, словно утренний цветок, и выплеснула сотню других мелодий, каждая из которых становилась с каждым мгновением полней и красивей…»

– О Кордуэйнере я слышала немного, – сказала Лори. – Когда-то очень давно он, кажется, был за что-то арестован, да?

«… И я стояла, замерев, а во мне наливался жизнью ты, и я думала, что после этого будет еще одно прекрасное рождение…»

– Условие об арестах и обвинениях никак не затрагивает Кордуэйнера. Кобден Хэтч в конце шестидесятых внес поправки.

– Даже и не знаю, что сказать…

– Ты, похоже, не очень-то удивлена.

– Секунд тридцать назад ты сделал большой и жирный намек, – сказала Лори. – Но это не значит, что я не удивлена Мистер Крич обсуждал это с Гиллеспи? И что, не возникло никаких споров?

– Стюарт знал, что делает, – сказал я. – И ты ни о чем таком не думала, когда мы с тобой говорили о твоем переезде в Нью-Йорк?

Самообладание очень помогло Лори во время долгой паузы:

– Это было отвратительно.

– Я не имею права винить тебя в желании дать Кобби то, что ему предназначалось.

– Он должен получить это. – На обращенном ко мне лице была неприкрытая мольба. – Нэд, я все еще пытаюсь прийти в себя от твоих новостей, у меня не было времени подумать, как это повлияет на тебя и меня, но ты сам должен видеть, что это неправильно. Согласен? Двадцать четыре часа назад ты и понятия не имел, что дядя Стюарта – твой биологический отец. Он не хотел быть наследником. Он даже не был настоящим Хэтчем.

– Юридически – был, – покачал головой я.

– Но ты-то, ты, Нэд Данстэн, ты же не такой человек! Ты не такой, как Стюарт. Я хочу, чтобы мы с тобой жили в Нью-Йорке. Ты будешь для Кобби гораздо лучшим отцом, чем Стюарт был или когда-то мог бы им стать. И это правда. Как и то, что я люблю тебя. Для нас с тобой нет никаких причин отказаться от нашей замечательной новой жизни. Однако право Кобби на наследование более обоснованное, чем твое. Ты же понимаешь это, не так ли?

– То, что я понимаю, не играет никакой роли, – сказал я. – По закону Кобби не имеет права на наследование. Прежде чем мы начнем разговор о нашем будущем, тебе придется смириться со сложившейся ситуацией, а не с той, какую ты хотела бы видеть.

С отчаянной решимостью и полной откровенностью она продолжила:

– А если б Гринни не покончил с собой? Если бы Стюарт не позвонил Гиллеспи?

– Ты сама знаешь ответ. Я бы вернулся в Нью-Йорк и ждал там тебя. Мне этот план казался восхитительным.

– Он и сейчас восхитителен, – сказала Лори.

– Но если б Стюарт не позвонил, перед Паркером Гиллеспи неожиданно возникла бы жуткая дилемма. Сегодня днем все в Эджертоне узнают, что Сойер – это Кордуэйнер Хэтч, а я – его сын. Как, думаешь, поступил бы в этом случае Гиллеспи?

– Он бы высказался, – ответила Лори. – Безусловно. Не знаю, сразу же или чуть погодя, но ему понадобилось бы на это не более двух часов. А потом мы бы отпраздновали все в «Лё Мадригале».