Вольфганг Хольбайн - Книга мёртвых

Прошло какое-то время, прежде чем Коэн пришел в себя. Тейлвортерн уже увел Крейвена, большинство присяжных разошлись, а инспектор все сидел на своем стуле, будто пытаясь очнуться после глубокого сна, который больше напоминал кошмар. Медленно встав, он сошел с помоста и, беспомощно оглянувшись, направился к доктору Грею, который совершенно спокойно складывал документы в папку.

— Разве такое возможно, доктор? — пробормотал он. — Что все это значит?

Подняв голову, Грей поправил свои очки и смерил Коэна взглядом, который, казалось, говорил: «И что, черт побери, этот парень от меня хочет?»

— Я готов ответить вам, что это значит, Коэн. Крейвена вздернут. Казнь произойдет завтра утром. Вы же этого хотели, не так ли?

— Но ведь это… это было… не заседание суда! — выдавил из себя Коэн.

— Ну почему же? — ответил Грей. — Я адвокат и, поверьте, в этом разбираюсь. — Зевнув, он закрыл свою папку с документами и, улыбнувшись, встал. — Вы думаете, что тут что-то было не так? Это же вы арестовали Крейвена.

— Но я… Это же… — Коэн снова запнулся. Все, что он здесь увидел и услышал, напоминало какой-то кошмар. — Но вы не можете с этим просто так смириться. Это было не заседание суда! Это было…

— Что же? — зловеще осведомился Грей.

— Черт побери, я хотел, чтобы Крейвена повесили, но только в том случае, если он будет признан виновным. — Коэн в отчаянии сжал кулаки.

— Но его же признали виновным, — спокойно ответил Грей. — Или нет? — Внезапно рассердившись, он поморщился и рявкнул: — Идите к судье, если вам что-то не нравится! У меня и так сплошные неприятности. Я потерял одного из моих богатых клиентов, знаете ли. Что ж, доброй ночи!

С этими словами он оставил ничего не понимающего инспектора в зале судебных заседаний и ушел. Коэн задумчиво посмотрел ему вслед. Он был в зале один, и только какой-то судебный пристав стоял у двери, ожидая, когда инспектор уйдет, чтобы он смог закрыть помещение. Повернувшись на каблуках, Коэн прошел по залу и, не постучав, вошел в комнату судьи.

Увидев его, верховный судья Джеймс Дарендер не удивился. Наоборот, у инспектора сложилось такое впечатление, будто Дарендер его ждал.

— Дорогой мой Коэн, — улыбнулся судья. — Я так и думал, что вы придете. Теперь, когда Крейвена наконец-то повесят…

— Но это какое-то безумие! — перебил его Коэн. — При всем моем уважении, ваша честь, это не соответствует никаким понятиям о справедливости.

— Конечно нет, — спокойно ответил Дарендер.

— Но… — охнул Коэн.

— Конечно нет, — повторил Дарендер. — А чего вы ждали? Мы хотели, чтобы Крейвена повесили. Так и произойдет. А все остальное не имеет значения, разве не так? Должен напомнить вам, что именно вы арестовали Крейвена.

— Однако же речь совершенно о другом, — простонал Коэн. — Ваша честь, умоляю вас, вы ведь не можете…

— Все понятно, — перебил его Дарендер, разочарованно вздохнув. — Вы создаете нам проблемы. Непослушный вы мальчонка, инспектор! Боюсь, придется нам кое-что предпринять по этому поводу, знаете ли.

С этими словами он подошел к платяному шкафу и открыл дверцу. Из шкафа вышел какой-то человек.

Инспектор Скотланд-Ярда Коэн очутился лицом к лицу с самим собой.

Ощущение вернулось вновь, и в этот раз оно было уже сильнее.

За ним кто-то следил.

Сарим де Лоре неуверенно осмотрелся, вглядываясь в полумрак чердака. Казалось, что он потихоньку сходит с ума. С тех пор как де Лоре пришел сюда, ничего не изменилось, но тем не менее с каждой секундой чердак становился все страшнее. Здесь что-то крылось, жадное и невероятно могущественное, и оно следило за тамплиером. Повернувшись, де Лоре вскрикнул, посмотрев туда, где минуту назад была лишь голая стена.

У стены стоял какой-то человек и смотрел на него. Его узкое лицо было серьезным и даже строгим. Длинные пальцы сжимали трость с кристаллическим набалдашником, в котором виднелась светящаяся звезда. И ее свет был неуместен в этом мире. Такой же свет излучали и темные глаза незнакомца, свидетельствуя о знании и силе, которой Сарим де Лоре ничего не мог противопоставить.

— Крейвен! — Отпрянув, Сарим де Лоре выхватил из-под накидки оружие, но так и не нажал на спусковой крючок.

Человек у стены не шевелился, и внезапно де Лоре понял, что он не шевельнется, даже если в него выстрелить. Это был не человек, а картина, огромный портрет в полный рост. На картине был изображен не Роберт Крейвен, а его отец, Родерик Андара, которому когда-то принадлежал этот дом.

Облегченно вздохнув, Сарим де Лоре спрятал оружие под накидку и, отерев пот со лба, сам себя обозвал идиотом. Надо же, испугался какой-то жалкой картины, пылившейся здесь уже лет десять!

Но не успел он подумать об этом, как услышал хриплый злобный смех. Ему показалось, что по лицу Родерика Андары, изображенного на картине, скользнула насмешливая улыбка, хотя, конечно, это было невозможно. Затем наваждение развеялось, и Сарим де Лоре увидел картину такой, какой она была на самом деле — старой и покрытой трещинами. Кое-где краска поблекла, а в углу рамы сплел свою сеть паук, так что часть лица Андары была покрыта паутиной. «Это всего лишь картина, — уговаривал себя де Лоре. — Всего лишь картина, не более того». Но все же он не был в этом полностью уверен.

У меня возникло ощущение, будто я очнулся от чудовищного кошмара и оказался в другом сне. Однако этот новый сон напугал меня еще больше, поскольку на самом деле он был реальностью.

На государственном палаче не было ни красной накидки, ни соответствующего головного убора. Одетый в потертые темные штаны и темно-серый пиджак с кожаными заплатами на рукавах, с мучнисто-белым и каким-то невыразительным лицом, он скорее напоминал ремесленника, собиравшегося поставить набойки на туфли или починить медный чайник. Он вовсе не походил на палача, намеревавшегося убить человека, как того требовал закон.

«Безумие, какое-то невероятное безумие», — подумал я. Даже прикосновения к моим плечам не казались мне реальными. Палач привычным движением снял с меня мерку и приказал своему помощнику взять веревку покороче.

— Все должно быть по правилам, — будучи мастером своего дела, уверенно заявил он.

— Оставьте эти глупости, Вайтерс, — строго произнес Коэн. — Давайте закончим с этим, чтобы я наконец-то мог позавтракать.

Палач нахмурился, даже не пытаясь делать вид, что сожалеет о промедлении, и, не говоря ни слова, начал сооружать петлю подходящего размера.

Постепенно комната перед моими глазами начала расплываться. Я чувствовал… Невозможно описать словами, что же я действительно чувствовал в это мгновение. Нет, мне не было страшно, наоборот, я ощущал какое-то истерическое веселье. Воспоминания калейдоскопом кружились в моей голове: заседание суда, ночь, проведенная в оковах в тесной и сырой камере, утро, последняя трапеза, визит священника… Я был убежден в том, что все это лишь кошмар. Вскоре я проснусь, откроется дверь и сюда войдут Говард с Рольфом. Они скажут мне, что я стал жертвой злой шутки…