То «заика», то «золотуха» - AnaVi
— Бедняжка! А?.. — И смотрит в ту же сторону, куда и он; а там — никого!.. Ни в отдалении. Ни и… в принципе! — Какая «девушка»?
Он тут же на миг отворачивается и смотрит на неё, указывая верное направление своей же рукой, куда и смотрел до этого:
— Вон!.. Почти уже — и ушла. — А когда поворачивается обратно, понимает и вспоминает, что видит её-ту — только он. Потому что… Она — та же «девушка» и его же сестра: что сейчас как раз и стоит за его спиной. Правда, уже и в другом «обличии»! Ведь им нельзя — ни видеть, ни соприкасаться между собой: как прошлое и будущее… в настоящем! А он — может: ведь его — уже нет!.. И теперь уже он — видит всё, как в замедленной съемке: где она всё-таки успевает проскочить на встречку, он не успевает её остановить и предупредить, а она попадает в аварию, погибает… и перерождается; с полностью стёртой памятью — о прошлом, не помня никого. Даже — его! Но хоть — рядом с ним. Только вот и он — всё помнит! И знает. — То есть, нет. Эм!.. Показалось, наверное. Идём?..
Конец 2.
— Что-то случилось?
— Да так… Тебя увидел. «Другую»!.. Правда, и в этот раз — уже без меня. Сказала, что я «был» похож — на её-твоего брата!.. Которого — не стало.
— Бедная!.. Бедная… я. — И смотрит в ту же сторону, куда и он. — Как, однако, всё же с нами время играет!.. Вчера — я. Сегодня — ты. Может, не будем уж искать «войну»: где ни я, ни… ты?
— Такого «мира» — нет: ты же уже и сама это прекрасно знаешь. Нет и… Не будет! Но и, знаешь ещё что, проверять, подтверждать или опровергать, а уж и тем более «разрушать, как миф»: мы это — не будем. Идём!..
Конец 3.
— Что-то случилось?
— Ничего. Сегодня — лучше!.. Уже — лучше. Во всяком случае — чем и вчера.
— Она справится, милый!.. Знаешь же: она вся — в тебя.
И смотрит в ту же сторону, куда и он, следя за все дальше и дальше идущей и от-, как и удаляющейся от уже и них двоих — женской фигурой.
— Знаю!.. Как и… «в тебя». Ты бы ей понравилась! — Отворачивается от неё и смотрит вслед уже практически и полностью скрывшейся с глаз и из виду сестре. — Теперь — будем только «со стороны» приглядывать!.. И вместе. Идём!..
Девочка моя
(Cover — Вера Брежнева)
Девушка стоит босиком на причале со сброшенными кедами рядом и подмерзает с утренней росой и зарёй, в лёгкой дымке и тумане — на фоне только-только проклюнувшегося-поднявшегося самой малой своей частью над водой солнца! Сзади неё — не спеша идёт и подходит женщина старше её; хоть и с теми же ещё тёмными волосами, пусть и короче; обнимая спины: прижимает к себе и почти укутывает её в и собой, как и своим же вязаным кардиганом, сетуя параллельно на порой и пере-, а там и излишнюю влюбчивость её, «терпение», доверие не тем и… «не тому»; не говоря уж и за тотальное неумение выбирать и «выбрать» верных людей — подле и рядом с собой, что и как раз таки, сами и одни, лишь пользуются ей, без того же взаимного или уж и хоть какого-то ответа, если уж и не полного отказа от них: выпивают же, разбивая затем уже и пустой сосуд! После чего разворачивает — и прижимает вновь к себе, укутывая уже и полностью в кардиган и «собой» же поверх; но и тут же вдруг картинка меняется и… уже мужчина на месте неё, гораздо и старше их обеих, греет девушку кофтой, собой и… своим вновь забившимся сердцем, шепча, что и на- и всегда будет рядом, близко… и даже «ещё ближе»: и не где-нибудь, с кем-нибудь — везде, всюду и… прямо с и в ней самой, здесь и сейчас… и навечно; тут — в её же сердце! И, конечно же, знает, что нужно уже что-то решать и куда-то идти; «туманная дымка» уже и так сгустилась за спиной; и… всё же просит: не бояться, верить в и себе; говоря затем ещё и то, что она всё сможет, если только «истинно» захочет: «Главное — не разбейся, моя девочка!». И тут же уже и совсем развеивается-рассевается — в том же самом дым-тумане позади себя, за которым уже стоит и маленькая девочка, всё с теми же волосами; но уже и гораздо длиннее, чем у обеих, него и… запутаннее, кудряве-курчавее; и с мишкой в руках! Девушка поднимает свою обувь, поправляет кардиган и подходит к ней, опускаясь на корточки, затем на колени и, убрав всё лишнее сейчас из рук, утирает её слёзы — своими большими пальцами, словно бы и ветром, будто и вовсе — не имея оболочки, да и что может вот-вот раствориться, исчезнуть на глазах: настолько — мягко и нежно. Малышка же — смотрит перед собой, как и взрослая, вот только и: последняя — её видит, а первая — нет! Но вот и окончательно поднимается, встаёт солнце и, словно бы и напитав вторую энергией, заполняет собой её полость и контур: как светом и цветом, так тенями и оттенками… И вот уже и маленькая — видит её; как и та же всё — её! «Без папы — трудно!.. Тем более — и в таком её мало-осознанном возрасте. А смириться — с его «предательством», узнанным в дальнейшем, ещё труднее! Не говоря уж затем и за пересмерть «пра-», «деды»; и «недо-» — матери: при «любом» возрасте! Так ещё и с «созависимостью» — «-мачехи»; и… «абьюзом» — «мать-и-»!.. Вообще же — практически невозможно. Но!..». Но она — справится. Из опыта же уже и своего — знает!.. Сможет. Пусть и помнит ещё всё — до мелочей, вызубрив и буквально: одного — по фотографиям с ней на руках и съёмке их уже с матерью венчания, подглядев почти «из-за угла», прям как и когда
