Стивен Кинг - Мареновая роза

– Не стоит благодарностей, – сдержанно откликнулась Мареновая Роза. – Отплати мне своим хорошим отношением к ней.

«Я плачу», – с содроганием вспомнила Рози. – Идем. – Она потянула Билла за рукав. – Пожалуйста, идем.

Он, однако, задержался еще на миг.

– Да, – сказал он. – Я всегда буду относиться к ней хорошо. Тем более теперь, зная, что ждет людей, которые обращаются с ней плохо. Знаю лучше, чем мне, наверное, хотелось бы.

– Какой привлекательный мужчина, – рассеянно произнесла Мареновая Роза, и затем ее голос изменился – стал безжизненным и отрешенным. – Забирай его, пока не поздно, Рози Настоящая! Забирай, пока еще не слишком поздно!

– Уходите! – крикнула Доркас. – Уходите вдвоем сейчас же!

– Но прежде отдай то, что принадлежит мне! – закричала Мареновая Роза, и сейчас этот пронзительный крик даже отдаленно не напоминал человеческий. – Верни мне мое, сука!

Нечто – не рука, нечто слишком тонкое, чтобы являться рукой, – рассекло темноту и скользнуло по коже плеча задыхающейся в диком вопле Рози Макклендон.

Оглохшая от собственного испуганного вопля, Рози сорвала с руки золотой браслет и швырнула его под ноги возвышающегося над ней извивающегося чудовища. Она заметила, как Доркас бросилась вперед и схватила чудовище обеими руками, стараясь сдержать его, и поняла, что миг промедления может стоить ей жизни. Вцепившись в Билла, она потащила его за собой к картине, выросшей до размеров окна.

3

Она не споткнулась, как в прошлый раз, но все же упала, а не шагнула из картины. Рядом свалился Билл. Они растянулись во весь рост на дне встроенного шкафа в пятне

серебристого лунного света. Билл при падении ударился головой о стенку шкафа, судя по звуку, довольно ощутимо, но, похоже, не почувствовал боли.

– Никакой то был не сон, – сказал он. – Господи, мы были в картине! В картине, которую ты купила в тот день, когда мы познакомились!

– Нет, – запротестовала она спокойно. – Ничего подобного.

Пятно лунного света вокруг них начало одновременно сокращаться и становиться ярче. Через несколько секунд оно потеряло строгие очертания трапеции и приобрело форму круга. Словно дверь за ними постепенно сужалась, как диафрагма фотоаппарата. Рози ощутила желание обернуться и посмотреть на происходящее, но сдержалась. А когда Билл попытался оглянуться, она мягко, но настойчиво взяла ладонями его голову и повернула к себе.

– Не надо, – попросила она. – Какой от этого прок? Что бы там ни произошло, всему настал конец.

– Но...

Пятно света сократилось до ослепительно яркой точки, и в голове Рози вихрем пролетела мысль о том, что, если Билл сейчас возьмет ее за руки и выведет на середину комнаты для танца, свет, словно луч прожектора, последует за ними.

– Не надо, – повторила она. – Забудь обо всем, что видел. Пусть все станет, как было.

– Но где Норман, Рози?

– Его больше нет, – просто ответила она и тут же добавила вдогонку. – Как и свитера, и куртки, которую ты мне одолжил. Свитерок был паршивый, а вот куртку жалко.

– Эй! – Он уставился на нее в немом потрясении. – Не потей из-за чепухи!

Пятнышко холодного света сжалось до размеров спичечного коробка, затем булавочной головки, а потом исчезло, оставив на сетчатке глаз плавающий белый отпечаток. Она заглянула в шкаф. Картина находилась там, куда она положила ее после своего первого путешествия в нарисованный неизвестным художником мир, но она опять изменилась. Теперь на полотне были изображены лишь вершина холма и полуразрушенный храм у подножия, освещенные последними лучами висящей у самого горизонта луны. Пейзаж, от которого веет тишиной и покоем и где нет даже намека на близость человека, делали картину, по мнению Рози, еще более похожей на классическую.

– Господи, – покачал головой Билл, растирая ладонями распухшую шею. – Что произошло, Рози? Я не соображаю, что произошло!

С момента их прихода в мир картины прошло, по всей видимости, не очень много времени; дальше по коридору продолжал вопить подстреленный Норманом сосед.

– Я должен проверить, не нужна ли ему помощь, – заявил Билл, поднимаясь на ноги. – Не могла бы ты вызвать скорую помощь? И полицию?

– Конечно. Думаю, они и так уже в пути, но я все равно позвоню.

Он подошел к двери, затем оглянулся в нерешительности, все еще растирая шею. – Что ты скажешь полицейским? Она помедлила с ответом, затем улыбнулась. – Не знаю... но придумаю что-нибудь. В последние дни вынужденная импровизация стала моим коньком. Иди, иди, делай свое дело.

– Я люблю тебя, Рози, – единственное, в чем я уверен сейчас.

Он вышел прежде, чем она успела ответить. Она сделала пару шагов за ним, затем остановилась. В дальнем конце коридора Рози увидела слабый дрожащий огонек свечи.

– Святая корова! – произнес незнакомый голос. – Его что, подстрелили?

Негромкий ответ Билла заглушил новый вопль соседа. Раненного, судя по всему, не очень серьезно, иначе вряд ли он производил бы столько шума.

«Нехорошо», – одернула она себя, поднимая трубку нового телефонного аппарата и набирая номер девятьсот одиннадцать, – телефон службы спасения. Пожалуй, мир теперь видится ей немного под иным углом зрения, и мысль о человеке, кричащем в дальнем конце коридора, стала результатом этого нового взгляда.

– Все это неважно, если я буду помнить о древе, – проговорила она, не понимая, собственно, ни почему сказала так, ни что означают эти слова.

Трубку на другом конце линии подняли после первого же звонка.

– Алло, девятьсот одиннадцать, ваш звонок записывается.

– Да, я знаю. Меня зовут Рози Макклендон, я проживаю по адресу восемьсот девяносто семь. Трентон-стрит, второй этаж. Соседу с верхнего этажа требуется помощь.

– Мэм, не могли бы вы сообщить подробности...

Почему же, могла бы, конечно, могла, но в этот момент ее пронзила иная мысль, нечто, не приходившее в голову раньше, но ставшее абсолютно ясным теперь, нечто, не терпящее отлагательства. Рози опустила трубку на рычаг и просунула два пальца правой руки в маленький кармашек джинсов. Она соглашалась с тем, что кармашек для часов очень удобен, но он вызывал у нее и глухое раздражение, ибо являлся еще одним доказательством невольного предубеждения мира против левшей, к которым принадлежала и она. Мир создан для людей, большей частью орудующих правой рукой, и потому подобные мелкие неудобства возникали буквально на каждом шагу. Ну да Бог с ними; будучи левшой, вы просто привыкаете к ним и со временем перестаете обращать внимание, вот и все. И сделать это не очень сложно. Как поется в старой песне Боба Дилана о шоссе шестьдесят один, – о да, сделать это легче легкого.