Говард Лавкрафт - Сны в Ведьмином доме

Половина котов села в круг около захваченных зугов, освободив проход для препровождения пленников, пойманных другими котами в прочих частях леса. Наконец приступили к выработке условий капитуляции, причем Картер выступал в роли переводчика, и было решено, что зугам будет дарована свобода только при условии передачи котам солидной контрибуции в виде куропаток, тетеревов и фазанов из менее зачарованных участков леса. Двенадцать молодых зугов из благородных кланов были взяты заложниками для содержания в Кошачьем храме в Ултаре, а победители ясно дали понять, что каждое исчезновение кота на границах зугских владений будет иметь самые катастрофические для зугов последствия. Покончив с этим делом, коты разомкнули тесные ряды и позволили зугам по одному отправиться восвояси, что те без лишних напоминаний не преминули сделать, бросая опасливые взгляды через плечо.

Старый кошачий генерал предложил Картеру сопровождение через лес до любой нужной ему точки, ибо полагал, что зуги затаили на него глубокую злобу за срыв их военной авантюры. Картер с благодарностью принял это предложение, ибо оно обеспечивало ему защиту и безопасность и, кроме того, ему нравилось дружелюбное кошачье общество. Так что, находясь в гуще симпатичного игривого подразделения и чувствуя облегчение после столь успешно выполненного им долга, Рэндольф Картер с достоинством двинулся через зачарованный фосфоресцирующий лес исполинских деревьев, делясь соображениями о своем путешествии со старым генералом и его внуком, пока прочие участники марша резвились вовсю и играли опавшими листьями, которые ветер нес по грибным зарослям первобытного леса. И старый кот поведал Картеру, что много слыхал о неведомом Кадате в холодной пустыне, но не знал лишь, где он находится. Что же до чудесного предзакатного города, то он даже не слышал о таком, хотя и пообещал впоследствии пересказать все Картеру в подробностях, буде он что-либо узнает.

Старый кот научил искателя-сновидца некоторым ценным паролям, имеющим хождение у котов сновидческого мира, и особенно посоветовал ему обратиться к старому кошачьему вожаку в Селефаисе, куда он сейчас держал путь. Этот кошачий генерал, о котором Картер кое-что слышал раньше, был почтенным мальтийцем и в любом деле мог оказаться чрезвычайно полезным. Когда они дошли до нужной опушки, уже рассвело, и Картер с сожалением попрощался со своими друзьями. Младший лейтенант, с кем Картер познакомился, когда тот был еще котенком, изъявил желание сопровождать его и дальше, но старый генерал ему запретил: сей суровый патриарх важно заметил, что его долг — оставаться со своим племенем и со своей армией. Так что Картер в одиночестве отправился через золотые поля, что тянулись таинственным шлейфом вдоль ивовых берегов реки, а коты повернули назад в лес.

Путешественник прекрасно знал сады, что простерлись между лесом и Серенарианским морем, и он весело шагал по-над поющей рекой Укранос, что бежала, точно следуя его маршрутом. Солнце вставало все выше над лесами и полянами, и в его лучах сочнее становились цвета тысяч бутонов, звездами сияющих на каждом пригорке и в каждой лощине. Весь этот край был словно объят дымкой благодати, ибо солнечного света и тепла здесь в избытке и нет более иного места, где бы так звонко пели птицы и жужжали пчелы, отчего люди, оказавшись в этих местах, мнят себя в сказочном мире и чувствуют, как их души переполняет столь великая радость и удивление, что потом они не в силах об этом и вспомнить.

К полудню Картер дошел до яшмовых террас Кирана, что сбегают к речному берегу и на которых высится тот храм приятства, куда один раз в году прибывает из своих дальних владений на сумеречном море царь Илек-Вад в золотом паланкине, чтобы вознести хвалу богу Украноса, услаждавшего его пением в юности, когда тот жил в домике на берегу реки. Весь из яшмы сложен и самый храм, и его стены, дворики и семь башен со шпилями занимают площадь в один акр, и его алтарь, куда через скрытые каналы впадает река, и бог тихо поет там ночами. Многократно руна, освещая своим сиянием эти дворики, террасы и шпили, слышит странную музыку, но что это за музыка — то ли песнь бога, то ли гимны таинственных жрецов, никто, кроме царя Илек-Вада, сказать не может, ибо лишь он входил в тот храм и воочию видел тех жрецов. А в этот дремотный час резная хрупкая храмина была безмолвна, и Картер, идя под лучами зачарованного солнца, слышал лишь невнятное бормотание великой реки и гомон птиц и пчел.

Весь день пилигрим брел среди благоуханных лугов, в благодатной тени пологих прибрежных холмов, чьи склоны испещрены мирными соломенными крышами и святилищами дружелюбных богов, идолов, вырезанных из яшмы или хризоберилла. Иногда он приближался к самой воде и посвистывал резвящимся в кристально чистом Украносе радужным рыбкам, а в иные минуты останавливался посреди шепчущих зарослей тростника и глядел на бескрайний темный лес на противоположном берегу, чьи деревья вплотную подступали к быстрым водам реки. В прошлых снах он видел диковинных топочущих буйпотов, что робко выходили из леса к реке на водопой, но теперь он не заметил ни одного. То и дело он останавливался понаблюдать за хищной рыбой, которая приманивала поближе к воде птичку-рыбака, дразня ее своими поблескивающими на солнце чешуйчатыми боками, и хватала несчастную за клюв огромными сильными губами в тот самый момент, когда крылатый рыбак отважно кидался на нее сверху.

Ближе к вечеру он взошел на поросший травой пригорок и увидал впереди пылающие в закатном солнце тысячи позолоченных шпилей Трана. Невообразимо высокие алебастровые стены этого поразительного города поднимались к высокой вершине и были вырублены из цельного куска — какими инструментами, не дано узнать никому, ибо эти стены древнее человеческой памяти. И как бы высоки ни были эти стены, с сотнями ворот и двумя сотнями сторожевых башенок, внутренние городские башни, белоснежные под золотыми шпилями, были еще выше, так что наблюдатели, стоящие на равнине за городом, могут видеть, как они устремляются в небесную высь, иногда являя взору свою громаду незамутненной, иногда подернутой сверху клочьями облаков и тумана, а иногда заволоченной низко стелющимся дымом, когда их шпили дивно сияют над клубящимися испарениями. А там, где ворота Трана открываются на реку, расположены огромные мраморные причалы с изукрашенными галеонами из душистого кедра и каламандра, которые качаются на натянутых якорных цепях, а чудные бородатые моряки сидят на бочках или тюках, покрытых иероглифами дальних стран. А дальше, за городскими стенами, раскинулась сельская местность, где крошечные белые домики дремлют меж холмов и узкие проселки со множеством каменных мостиков причудливо вьются меж ручьев и рек.