Олег Северный - 2012. Танго для Кали

— Не нужно. — Странная Матрёна спокойно перехватила его руку. — Я вас провожу.

— Кто ты? — наконец догадался спросить Антон. Он вдруг осознал, что не почувствовал веса девушки, когда её поднимал.

— Матрёна Петровна. — Она смотрела на них ясными глазами, словно не понимая, что тут ещё говорить. — Я здешняя.

— Почему ты решила нам помогать?

— Великое творение должно быть завершено. — Кажется, она не умела изъясняться по-человечески. И тут же озорно рассмеялась: — Да и как не помочь своей милой тёзке? Чай под одним ангелом ходим.

Она энергично встала и подхватила под руки Антона с Матрёшей:

— Идём! Нечего рассиживать.

Они прошли между двумя мрачными стражами, и вышли на тротуар. Преследователи не обратили на них никакого внимания. Прохожие то и дело задевали то Чёрного, то Матрёну и удивлённо шарахались в стороны, иногда извиняясь. Создавалось впечатление, что их просто никто не видит.

Матрёна-спасительница проводила их до самых дверей метро и на прощание попросила быть осторожными.

— Идёт большая Игра, в Городе много чужих. Они ищут вас и мешают друг другу, это вам в пользу. Грядёт великий огонь, если вы проиграете, его не остановить. Пока ещё есть надежда. — Она оглядела Антона и Матрёну так, как будто провожала их в последний бой. — Россия будет в огне, но, если всё сложится правильно, она устоит.

Босоножка развернулась и быстро зашагала прочь. Она завернула за киоск, а Чёрный с Матрёшей нырнули в метро, в котором тоже не осталось никакой прохлады.

Мирон не уставал удивляться безумию окружающего его мира, безумию и в глобальных действиях организованных групп людей, и в мелких бытовых вопросах. Почему билетов нет в кассе вокзала, но тут же к вам подойдёт ушлый молодой человек с хитрыми глазами и предложит их на любой интересующий вас поезд? И стражи порядка сделают вид, что они его в упор не видят. Он послал барыгу по известному адресу и отправился в офис — заказывать через Интернет то, что невозможно получить в надлежащем месте. В запасниках агентств билеты тоже должны быть.

В поезде Онил задремал, а Баалу не спалось, он отстраненно созерцал проплывающий за окном пейзаж. Его мысли блуждали далеко от красивых картин. Этому миру не хватает порядка, в нём слишком много слов и слишком мало реальных дел. В случае катастрофы все организующие структуры рассыплются как карточный домик, воцарятся хаос и беспредел. Люди до последнего будут цепляться за иллюзии власти, богатства, силы, трястись над бессмысленными предметами и рвать друг другу глотки. Если есть один выход и ограниченное время, стадо пустышек станет давиться в узком проходе и закупорит его совсем, вместо того чтобы построиться и спокойно покинуть горящий дом. В этой мельнице неизбежно будут гибнуть и те, кто осознаёт её идиотизм.

В условиях катастрофы единственным спасением может стать жёсткая власть, подчинение единым для всех правилам без поблажек и исключений. Пустышки никогда не смогут организовать ничего подобного. Значит, нужно собирать своих, тех, кто, как и он, не принадлежит этой планете, тех, кто отбывает свой срок. Собирать, объяснять ситуацию, обучать тех, кто не погас до конца, будить тех, кто способен проснуться. Нужно дать им возможность вспомнить свою суть, вернуться к ней, вырваться из одуряющей круговерти искусственных гонок за ненастоящими целями. Любым способом, какой только будет возможен. Хотя бы распространением информации о действительном положении дел.

Если у них получится с городом, будет, куда отводить своих. Это шанс, может быть, единственный шанс радикально изменить положение. Пустышек сейчас большинство, потом их останется гораздо меньше. Они сами перебьют друг друга, те, кто переживёт катаклизм. Оставшихся можно будет использовать. Пусть живут, пусть работают, пусть пользуются доступными всем благами, но никогда, никогда больше не обретут шанса получить какую бы то ни было власть.

— О чём задумался? — свесил голову с верхней полки Онил.

— Строю радикальные и кардинальные планы. — Мирон оторвался от созерцания окна.

— И как? Мы захватим мировое правительство?

— Оно тебе надо? Мы просто сделаем всё по-своему. Так, как должно быть.

— А не помешают?

— А мы убежим.

Онил скатился с полки и уже сидел за столиком, разворачивая кулёк с умопомрачительно пахнущими пирожками.

— Ладно, давай убегать будем потом, тут вот мама нам напекла.

Они зашли в тупик. Это не та церковь — что дальше? Раздумывали до середины ночи и так и отправились спать без решения, но с надеждой, что девушка получит подсказку во сне. Увы, её сны не имели никакого отношения к Храму. Она видела бесчисленные часы, подтягивала маятники, чертила круги и линии на песке. Тогда Антон предложил просто пойти погулять по городу — куда ноги приведут. В зонах такой способ работает, почему бы не испробовать его здесь? На поиск нужно отправляться в сумерках. Ах да, здесь нет сумерек. Значит, в ночные часы.

Они шагали по Дворцовой набережной, смешавшись с такими же полуночными странниками. Казалось, этот город никогда не спит. Потянутся на покой гуляки и романтики белых ночей, как уже пора подниматься и выходить на остановки транспорта рабочему люду. Потом мутной волной ползёт офисный планктон, потом показываются домохозяйки и степенные ленинградские старушки. Глядь, а уже очереди клубятся у касс в Исаакий и Эрмитаж, туристы заполонили Невский. Потом начинается обратный ход — возвращение по домам. И, наконец, на улицы вновь выходят ночные гуляки.

— Грифоны? — удивилась Матрёна, указывая на маленьких чёрных зверей, поставленных над крыльцом.

— Они, — подтвердил Антон.

— Деринийские? — ещё больше удивилась она.

— Как пить дать. — Чёрный прочитал вывеску на здании: — «Дом учёных». Здесь дерини точно должны быть, и во множестве. Помнишь, кого Брюс обучал?

— Помню-помню, — закивала девушка. — Вот здорово! И никто не знает?

— Кому надо, знают, — не согласился он. — Только кто знает тех, кому надо?

Они прошли дальше, пока не остановились у неизвестного им монумента. Пётр Первый, собственной персоной, тесал топором форштевень деревянной ладьи, а возле него спокойно лежали угольник и циркуль. Антон даже присвистнул, когда это увидел.

— И после этого кто-то будет спорить, был ли он принят в Ложу?

— А чей это памятник? — заинтересовалась Матрёна. — То есть кто автор?

— Не знаю. — Антон обошёл монумент вокруг. На постаменте не было никаких надписей, на самой же бронзе на двух противоположных сторонах были вырезаны иностранные слова. Возможно, имена. Совершенно незнакомые. — Странно.