Джо Хилл - Страна Рождества

Лу опустился на стул напротив нее. Дерево скрипнуло. Сидя за маленьким деревянным столом, он выглядел смешно, словно медведь в юбке.

Ее отец прислонился к кухонному столу, скрестив руки на худой и впалой груди. Темнота, подумала она, принесла облегчение им обоим. В ней они оба стали тенями, и он снова мог быть самим собой, человеком, который сидел в ее спальне, когда она болела, и рассказывал ей о местах, куда ездил на своем мотоцикле, о передрягах, в которых оказывался. Она же могла быть той девочкой, которой была, когда они жили в одном доме, которую он очень любил, по которой очень сильно скучал — и с которой у нее было так мало общего.

— У тебя бывало такое, когда ты была маленькой, — сказал отец, чьи мысли, возможно, шли в том же направлении. — Ты возвращалась домой после поездки на байке, обычно что-нибудь с собой привозя. Потерянную куклу. Потерянный браслет. И у тебя бывал небольшой жар, и ты рассказывала всякие небылицы. Мы с твоей мамой все время об этом говорили. О том, куда ты ездишь. Мы думали, что у тебя, может, руки чешутся, что ты — э-э — одалживаешь вещи, а потом возвращаешь их, когда другие замечают их пропажу.

— Ты так не думал, — сказала она. — Ты не думал, что я ворую.

— Верно. Это, в основном, было теорией твоей матери.

— А у тебя какая была теория?

— Что байк для тебя вроде как волшебная лоза. Знаешь, что это такое? Старожилы в здешних краях берут ветку тиса или орешника и носят ее там и сям в поисках подпочвенной воды. Звучит глупо, но там, где я вырос, не выкопали ни колодца, не посоветовавшись перед тем с лозоискателем.

— Ты не далек от истины. Помнишь «Короткий путь»?

Он опустил голову, задумавшись. В профиль он выглядел почти так же, как в тридцать лет.

— Крытый мост, — сказал он. — Ты и другие дети подбивали друг друга переходить через него. Это меня бесило. У него был такой вид, словно он вот-вот упадет в реку. Его снесли. Кажется, в 1985-м?

— Да. Только вот для меня он так и не рухнул. Когда мне надо было что-то найти, я могла поехать в лес, и он появлялся снова, я могла проехать по нему к любой потерявшейся вещи. В детстве я ездила по нему на «Роли». Помнишь велосипед, который ты подарил мне на день рождения?

— Он для тебя был слишком велик, — сказал он.

— А я подросла. Как ты и говорил. — Она сделала паузу, потом кивнула в сторону сетчатой двери. — Теперь у меня «Триумф», стоит там. В следующий раз я поеду по мосту «Короткого пути», чтобы встретиться с Чарли Мэнксом. Это он забрал Уэйна.

Отец не ответил. Голова у него оставалась склоненной.

— Что бы там ни было, мистер МакКуин, — сказал Лу, — я верю каждому слову этой безумной истории.

— Ты только что по нему проехала? Прямо сейчас? — спросил отец. — По этому твоему мосту?

— Три минуты назад я была в Айове. Виделась с женщиной, которая знает — знала — о Мэнксе. — Лу нахмурился, услышав, что Вик говорит о Мэгги в прошедшем времени, но она продолжила, прежде чем он смог бы ее перебить, задав вопрос, на который у нее не было сил отвечать: — Ты не должен принимать это на веру. Как только ты расскажешь мне, как пользоваться АНФО, я заставлю мост появиться снова, чтобы поехать дальше. Ты его увидишь. Он больше твоего дома. Помнишь Снаффлупагуса из «Улицы Сезам»?[169]

— Воображаемого друга Большой Птицы? — спросил отец, и она почувствовала, что он улыбается в темноте.

— Мой мост не такой. Он не какая-то выдуманная штуковина, которую могу видеть только я. Если тебе совершенно необходимо его увидеть, я могу вернуть его прямо сейчас, но… но лучше подожду, пока придет пора ехать. — Она бессознательно потянулась рукой к скуле под левым глазом, чтобы потереть ее. — У меня в голове уже словно бомба взрывается.

— Все равно ты прямо сейчас не поедешь, — сказал он. — Ты только что сюда добралась. Посмотри на себя. Ты не в форме. Тебе нужен отдых. И, вероятно, врач.

— Сколько мне надо, я уже отдохнула, а если я обращусь в больницу, любой врач пропишет мне пару наручников и поездку в карцер. Федералы думают — не знаю, что они там думают. Что я убила Уэйна, возможно. Или что я вляпалась во что-то незаконное и Уэйна захватили, чтобы меня проучить. Они не верят мне насчет Чарли Мэнкса. Я не могу их винить. Мэнкс умер. Его даже частично вскрыли. Я кажусь чертовой психопаткой. — Она оборвала себя, посмотрела на него в темноте. — Почему же ты мне веришь?

— Потому что ты — моя девочка, — сказал он.

Он сказал это так просто и нежно, что она не могла не испытать к нему ненависти, почувствовав внезапную, нежданную слабость, поднимающуюся в груди. Ей пришлось отвести взгляд. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы голос не дрожал от волнения.

— Ты оставил меня, папа. Ты оставил не только маму. Ты оставил нас. Я попала в беду, а ты ушел.

— Когда я понял, что это ошибка, возвращаться было уже слишком поздно. Так оно обычно и бывает. Я просил твою маму принять меня обратно, а она отказалась и была права, — сказал он.

— Ты все равно мог бы оставаться ближе. Я могла бы приезжать к тебе на выходные. Мы могли бы общаться. Мне тебя не хватало.

— Мне было стыдно. Я не хотел, чтобы ты смотрела на девушку, с которой я жил. Когда я впервые увидел тебя рядом с ней, то сразу понял, что я ей не пара. — Он немного помолчал, потом сказал: — Не могу сказать, что был счастлив с твоей матерью. Не могу сказать, что наслаждался те пятнадцать лет, на протяжении которых она меня судила, всегда находя, что я оставляю желать лучшего.

— А разве ты пару раз не давал ей об этом знать зуботычинами, а, папа? — сказала она кислым от отвращения голосом.

— Было дело, — сказал он. — Когда я пил. Я попросил ее простить меня перед смертью, и она простила. Но сам себе я этого никогда не прощу. Сказал бы тебе, что все бы отдал, лишь бы этого не было, но, по-моему, такие заверения немногого стоят.

— Когда она тебя простила?

— Прощала каждый раз, когда мы говорили. Последние полгода я каждый день с ней разговаривал. Она звонила, когда ты уезжала на собрания АА. Пошутить. Рассказать мне, как ты поживаешь. Что рисуешь. Чем занимается Уэйн. Как дела у вас с Лу. Она прислала мне фотографии Уэйна. — Он на миг уставился на нее в темноте, потом сказал: — Я не ожидаю, что ты меня простишь. Я несколько раз выбирал не то, что надо, и это непростительно. Все самое худшее, что ты обо мне думаешь, — правда. Но я люблю тебя и всегда любил, и если сейчас могу хоть чем-то тебе помочь, то помогу.

Она опустила голову, чуть ли не сунула ее между колен. Она чувствовала нехватку воздуха и головокружение. Темнота вокруг нее, казалось, то набухала, то отступала, как какая-то жидкость, как поверхность черного озера.