Энн Райс - Вампир Лестат
– Тогда почему вы сами не рассеете их прах? – спросил я, стараясь не показаться чересчур отчаявшимся и потерявшим всякую надежду.
– А разве я должен? – удивленно переспросил он. – Ты считаешь, что я должен сделать это?
– Ты меня об этом спрашиваешь?
Он вновь издал сухой смешок и пошел вперед по коридору в сторону помещения, из которого лился свет.
Это была библиотека. Войдя, я увидел несколько горящих в разных концах комнаты свечей, ромбообразные деревянные подставки для пергаментов и свитки папирусов на полках.
Попав сюда, я даже обрадовался, потому что библиотеки были, по крайней мере, чем-то хорошо мне знакомым. Они оставались единственным местом обитания людей, где я по-прежнему находил отголоски древнего человеческого разума.
Однако я невольно вздрогнул, увидев здесь еще одно существо – еще одного из нас. Устремив взгляд в пол, оно сидело за стоявшим сбоку письменным столом.
У него вообще не было волос, и, хотя он был черен с ног до головы, его гладкая кожа блестела, словно только что смазанная оливковым маслом. Черты лица можно было назвать красивыми; рука, спокойно лежавшая поверх складок его белой полотняной юбки, была изящной; на обнаженной груди рельефно выделялись хорошо развитые мускулы.
Когда он обернулся и посмотрел в мою сторону, между нами мгновенно пронеслось нечто такое, что находится за пределами тишины и молчания и что доступно только таким, как мы.
– Он самый старый из нас, – произнес тот, кто привел меня, – и ты сам можешь видеть, как он перенес огонь. Но он не станет говорить с тобой. Он молчит с тех самых пор, как все это случилось. Однако ему известно, где находятся наши Мать и Отец и почему это произошло с нами.
Старейший продолжал молча смотреть перед собой. На лице его застыло странное выражение – одновременно и насмешливое, и саркастическое, и даже несколько презрительное.
– Еще до того, как случилось несчастье, – продолжал мой спутник, – Старейший редко разговаривал с нами. Огонь не изменил его, не сделал более общительным. Он сидит здесь, погрузившись в молчание, и все больше становится похожим на наших Мать и Отца. Иногда он читает. Иногда даже бродит по верхнему миру. Он пьет кровь и слушает выступления певцов. Иногда танцует. Беседует со смертными на улицах Александрии, но никогда не заговаривает с нами. Ему нечего нам сказать. Но он знает… знает, почему это случилось с нами.
– Оставь меня с ним наедине, – попросил я.
Я чувствовал то же, что чувствовал бы, наверное, каждый на моем месте. Я думал о том, что заставлю его говорить, что мне удастся сделать то, что никому до меня не удавалось, – я непременно вытяну из него хоть что-нибудь. Должен сказать, что мною руководило не только тщеславие. Я был уверен в том, что именно он приходил ко мне, когда я лежал в своей спальне. Это он стоял в проеме двери и наблюдал за мной.
К тому же я почувствовал что-то в его взгляде. Не то проявление незаурядного ума, не то интерес ко мне, не то признание, что у нас с ним есть нечто общее, – так или иначе, но что-то в его взгляде было.
Я понимал, что принес с собой знания и возможности совершенно иного мира, неизвестные богам рощи, неведомые даже тому израненному богу, который стоял рядом со мной и в отчаянии смотрел на Старейшего.
Тот, который был слабее, исполнил мою просьбу и вышел. Я приблизился к столу и прямо взглянул на Старейшего.
– Что я должен сделать? – обратился я к нему по-гречески.
Он коротко взглянул на меня, и я вновь увидел в его глазах то, что назвал незаурядным умом.
– Могу ли я задать тебе несколько вопросов? – продолжал я, тщательно выбирая тон, в котором не было ни излишней церемонности, ни чрезмерного благоговения; я старался обращаться к нему с максимальной простотой.
– А что именно ты ищешь и хочешь узнать? – неожиданно холодно заговорил он на латинском языке.
Уголки его губ опустились, а в отрывистом и резком тоне послышался вызов.
Я с облегчением перешел на латынь.
– Ты слышал, о чем я говорил с тем, другим. О том, как в стране кельтов меня создал бог рощи, а затем послал сюда и велел узнать, почему погибли в огне прежние боги.
– Ты пришел не от имени бога рощи! – воскликнул он все с тем же сардоническим выражением лица.
Голова его оставалась опущенной, он поднял на меня лишь глаза, отчего выражение их сделалось еще более вызывающим и презрительным.
– И да и нет, – ответил я. – Если мы можем погибать таким образом, я хочу знать, почему это происходит. То, что уже однажды случилось, может повториться вновь. Кроме того, мне хотелось бы знать, действительно ли мы являемся богами, и если это так, то каковы наши обязательства перед людьми. Действительно ли существуют Мать и Отец, или это всего лишь легенда? Как все началось? Конечно же, мне хочется узнать и об этом.
– Случайно.
– Случайно?!
Я подался вперед, мне показалось, что я ослышался.
– Совершенно случайно, – холодно и снисходительно повторил он, всем своим видом демонстрируя, что считает мой вопрос абсурдным. – Это началось четыре тысячи лет назад и с тех пор окутано мистикой и религиозными тайнами.
– Ты говоришь правду?
– А зачем мне тебя обманывать? Почему я должен защищать тебя от истины? Почему должен утруждать себя сочинением лживых объяснений? Ведь я даже не знаю, кто ты. И мне нет до тебя никакого дела.
– Тогда объясни, что ты имел в виду, говоря, что это произошло случайно, – настойчиво попросил я.
– Не знаю… Могу объяснить, а могу и нет. Я и так за эти несколько минут сказал больше, чем за многие годы. Рассказ об этой случайности может оказаться таким же мифом, как и те, которые постоянно пересказывают. Люди всегда предпочитают мифы. Именно этого хочешь и ты, не так ли? – Он повысил голос и легко поднялся из-за стола, словно проснувшийся в нем гнев заставил его вскочить на ноги.
– Ты желаешь услышать историю нашего возникновения, нечто похожее на историю происхождения иудеев, на поэмы Гомера или беспомощный лепет ваших Овидия и Вергилия? Огромное сверкающее море символов, из которых будто бы возникла сама жизнь? – Он опустил на стол сжатую в кулак руку и едва не кричал, под гладкой кожей на лбу выступили вены. – Такого рода сказками заполнены все документы, лежащие в этих комнатах, их фрагменты можно найти в гимнах и песнопениях. Хочешь их услышать? Они так же правдивы, как и все остальное!
– Расскажи мне то, что захочешь, – ответил я, стараясь оставаться спокойным.
От его голоса было больно ушам. Я ощутил какое-то движение в соседних комнатах. Такие же слабые, высохшие существа, как и то, которое привело меня сюда, крадучись бродили вокруг.
– А начать ты можешь с объяснения, – ехидно продолжал я, – зачем ты приходил ко мне в комнату здесь, в Александрии. Это ты указал мне дорогу сюда. Почему ты это сделал? Чтобы наброситься на меня с упреками? Чтобы осыпать проклятиями в ответ на мою просьбу рассказать, как все началось?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});