Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ) - МакКаммон Роберт Рик
Затем Мэтью увидел людей — оставшихся членов этого странного сборища. Все они были одеты в лохмотья и казались самыми бедными и жалкими существами на земле. Завидев своих товарищей, они устремились к ним, и миг спустя все их внимание сосредоточилось на Мэтью. Он шёл мимо них, ловя на себе взгляды мужчин и мальчиков, женщин и девочек — все, как один, были грязными оборванцами. Невдалеке стояла женщина, кормящая грудью младенца, наполовину скрытого её ниспадающими светлыми волосами, которые превратились в тугой колтун с вкраплениями веток и листвы.
Окинув оценивающим взглядом эту группу дикарей, Мэтью прикинул, что их здесь тридцать-сорок человек. В следующий миг его втолкнули в раскрытую пасть пещеры. Здесь было гораздо темнее: факелы остались снаружи, а тёмный каменный коридор скудно освещало несколько свечей. Человек, следовавший за ним, отдал кому-то свой факел и скомандовал:
— Садись вон там.
Мэтью решил, что размещение гостя на каменном полу вряд ли можно счесть актом гостеприимства. Его конвоир уселся на плоский камень, по бокам которого стояли свечи. Два других бородача присоединились к нему. Затем к ним приблизилась женщина — тонколицая, с длинными серыми курчавыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Мэтью неуютно поежился, заметив, что места женщина себе не выбрала, она припала к земле. Во всем её облике сквозило нечто хищное и голодное.
— Мэтью Корбетт, — позвал его Громогласный, переплетя грязные пальцы. — Из Нью-Йорка. Далековато ты забрался.
— Вынужден согласиться, — буркнул Мэтью. Он знал, что у него есть два способа выпутаться из этой ситуации: молить о пощаде или проявить смелость, которой он, к несчастью, не чувствовал. Но лучше ложное мужество, чем никакого. По крайней мере, так ему показалось. Мэтью не знал, почему, но мольбы о пощаде воспринимал как кратчайший путь в могилу. — А с кем я имею честь беседовать? Вы так и не представились.
— Можешь звать меня Мардо.
— Как скажете.
Мардо осклабился. На этот раз улыбка не вышла такой свирепой, как прежде, но все ещё напоминала оскал.
— Только послушайте его! — обратился он к остальным. — Он пытается выказать мужество! Но мы чувствуем запах твоего пота, мальчик.
Мэтью постарался подобрать слова как можно тщательнее:
— Я полагаю, я потел бы меньше, окажи вы чуть больше гостеприимства.
Мардо фыркнул.
— Действительно, — согласился он. — Эй, Дэниел! Принеси-ка ему воды. — Один из мужчин немедленно встал и побежал исполнять указание. Мардо вновь нахмурился. — А теперь вернемся к делу. Зачем ты едешь в дом Валлока Боденкира.
— Я впервые слышу это имя.
— Но о доме слышишь явно не в первый раз. Так что? Кто-то в Нью-Йорке нанял тебя, чтобы ты стал его слугой?
— Могу я задать вопрос? — Мэтью решил продолжить, прежде чем ему ответят отказом. — Кто вы такие, люди? И что здесь делаете?
— Это два вопроса! — возмутилась женщина. Её глаза походили на два дула пистолета. — А два вопроса — это слишком много!
— Простите моё любопытство, мадам. Такова моя натура.
— Мадам! — хохотнула она. — Он назвал меня мадам, слышали? — Её кривая улыбка увяла до отвратительной ухмылки. — Я уже и не помню, когда меня последний раз так называли.
Мэтью решил, что эти люди, должно быть, сбежали из лечебницы для душевнобольных. Возможно, повозка, в которой они ехали, сломалась, и они умчались в лес под защиту густой растительности…
Внезапно прямо перед его лицом материализовался чей-то череп. Мэтью вздрогнул и заметил, что череп перевернут, а отверстия для глаз и носа залеплены засохшей глиной.
Человеческий! — не успел испугаться Мэтью. Мигом позже он понял, что ему протягивают перевернутый череп животного, служивший здесь чем-то вроде чаши. Внутри этого преотвратного сосуда плескалась вода. Мужчина по имени Дэниел предлагал ему попить.
Черт возьми, пить из чьего-то черепа? Эштон Мак-Кеггерс со своей коллекцией костей, вероятно, был бы в восторге от этой затеи. Но не Мэтью. Однако именно ему выпала возможность приобрести подобный опыт, и что-то подсказывало ему, что отказываться не стоит. Он взял череп дрожащими руками, но помедлил, прикоснувшись к кости губами.
— Всего лишь вода, — хмыкнул Мардо. — Из источника, что чуть дальше по дороге.
Мэтью рискнул и сделал глоток. Это действительно была вода. Он вернул череп в протянутые руки Дэниела и заметил, что у основания ладони этого мужчины торчит неаккуратный клочок густой шерсти. Не успел он рассмотреть подробнее, как и череп, и руки скользнули обратно в темноту.
— Валлок Боденкир, — повторил Мардо. — Зачем он тебе?
Момент истины.
Но, черт возьми, в чем же дело? Мэтью по-прежнему ориентировался на указания, которые давал ему фон Айссен, но… надо признать, дела приняли столь странный оборот, что стоило подумать о сохранении собственной жизни — потому что, видит Бог, для этого сборища жизнь Мэтью Корбетта не стоит ни десяти фунтов, ни даже десяти пенсов.
— Я жду, — напомнил Мардо.
Мэтью отметил, что главарь этой шайки вдруг резко вздрогнул, как будто что-то причинило ему боль, и потер левое плечо.
— Мне ничего не известно о Валлоке Боденкире, — ответил Мэтью. — Но если так зовут человека, который живёт в доме в конце этой дороги, то меня нанял его брат, и мне не дали свободы разглашать подробности задания.
Несколько секунд Мардо молчал. Он перестал потирать плечо и наклонился вперёд, сжав руки в кулаки.
— Не дали свободы? Свобода. Интересное слово ты выбрал, не находишь? Если бы Боденкир добился своего, это понятие обратилось бы в ничто, стало бы невыполнимой мечтой. Мы — единственное средство защиты для Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии, Чарльз-Тауна… для всех колоний! Единственное средство против потери свободы. Точнее, против того, чтобы эту свободу попросту выкрали посреди ночи. Если ты действительно ничего не знаешь об этом… гм… существе — а похоже, что ты говоришь правду, — то я скажу тебе вот, что: мы — своего рода солдаты. Мы ведем войну против нашего злейшего врага. Эта война… длится уже несколько поколений, и она не может закончиться, пока все Боденкиры этого мира не будут полностью уничтожены. Мы здесь, чтобы… — Он вынужден был замолчать. Его нижняя челюсть вдруг резко выдвинулась вперёд, как будто что-то сорвало её с суставов. Пока Мэтью в ужасе наблюдал за этим зрелищем, Мардо обеими руками вправил выскочившую челюсть.
— Тебе не следовало выезжать на эту дорогу, — наставническим тоном сообщил он. — Здесь не место для твоего вида.
Мэтью мучило множество вопросов, и он не знал, с какого начать. Должно быть, выражение лица выдавало его, потому что Мардо расщедрился на продолжение истории:
— Мы заточили его в том доме. И уверены, что он не может передвигаться по реке — в противном случае за ним бы уже прислали лодку. О, да, нам известно, что у него есть пособники, которые в отличие от него могут свободно перемещаться, но до Боденкира им не добраться, хотя для них это вопрос жизни и смерти.
И снова это сочетание, — подумал Мэтью, — вопрос жизни и смерти.
— Дорогой он тоже не может воспользоваться, — продолжил Мардо. — Тут мы поймаем и убьем его. И всю его секту. Сдерживание — лучшая стратегия на данный момент, так что мы продолжаем держать его в ловушке в том доме. Это длится уже… — Он задумался, подсчитывая время, — лет двадцать.
Мэтью услышал дрожь в собственном голосе, когда переспросил:
— Двадцать лет?
— Мы выживаем, — продолжил Мардо, будто не сочтя нужным повторять уже сказанное. — Ты говоришь, у тебя есть задание? У нас тоже. Так что ты расскажешь нам, что такого должен ему передать, ясно?
— Но я… я не… — Мэтью помотал головой и выпалил: — Люди, вы, что, безумцы?
— Единственное безумие — это позволить такому монстру, как Боденкир, выбраться на волю и вернуться в нынешнюю цивилизацию. Мы наблюдаем за домом, но поместье там большое. Нам известно, что он расставил множество ловушек, поэтому нам приходится держаться оттуда на расстоянии. Если б мы знали, где остальные члены его секты проводят свои дни, мы убили бы их, пока они беспомощны, чтобы ни одно человеческое ухо не смогло расслышать их крики, с помощью которых они связываются даже со своими сородичами за океаном. Подумать только, их тысячи! И все готовы объединиться в борьбе против нас. Если бы получилось добраться до него — и до них всех — ночью, их тревога была бы притуплена. Ночью они умирают тихо… но это случается слишком редко.
