Николай Басов - Подлодка «Комсомолец»

В самом городе они оказались неожиданно, подъехали, должно быть, со стороны заводов, которые начались нескончаемыми стенами из бетонных плит, а потом вдруг сменились строениями уже напоминающими подмосковные дачи, а потом пошел и сам город – тенистый, спокойный по вечернему времени, с широкими тротуарами, малым количеством машин и невероятным числом разных забегаловок, столовых, кафешек и винных погребков.

– А что важного вы узнали? – спросил Томас по-русски, из уважения к Кашину.

– Семья его живет здесь, как я сказал. И мы пробили по нашей картотеке… Его старший брат, Василий, оказывается, дважды судим, проходил по делу еще пять раз, но либо сумел вывернуться, либо… В общем, пока мы не доказали его участия. А жаль, давно пора его в третий раз сажать.

– Что за преступления? – спросил Кашин.

– Тяжелые, – отозвался Долбанов, – бомбят подпольных цеховиков. Дважды в делах, в которых Василий Бухникашвили был замешан, возникал труп. А сколько было членовредительства, вымогательств, и какие суммы там гуляют – этого вам не скажет даже следователь.

Теперь Кашин стал понимать, почему к ним пристегнули этого капитана милиции.

– Как характеризовался Альберт Бухникашвили?

– В том-то и дело, что положительно, – Долбанов опять почти не смотрел на дорогу, повернувшись к обоими сидящими на задних сиденьях пассажирам, едва не сворачивая себе голову. – Учился неплохо, потом закончил училище при наших заводах.

– Поэтому, наверное, и был старшим мотористом, – прогудел Томас, обращаясь к Кашину, – все же со средним техническим парень.

– К бабке его прописали уже перед армией, она-то с гонором, как говорят.

– Вы что же, успели к ней наведаться? – спросил Кашин.

– Нет, дома не застал, поехал встречать вас в аэропорт, ждать не мог, – Долбанов словно бы оправдывался. – Потолковал только с соседками, на лавочке.

– Значит, не хотела, чтобы внук с ней жил, да? – продолжил разговор Томас.

– Не одобряла она, что старший внук уголовник. Гордая, из нашей старой интеллигенции, вот дочь и поругивает. Но все же согласилась на младшего внука, стара уже, если в квартире никого не останется, площадь государству отойдет.

Это было обычно, даже обыденно. Люди получали государственную квартиру, и проблемой семьи становилось не потерять ее, все время в ней должен был кто-нибудь прописан. Так бабушка нашла себе внука, который показался ей достойным наследства. Что же, решил Кашин про себя, это тоже свидетельствует о матросе Бухникашвили положительно.

– Все, приехали, – объявил капитан неожиданно, и машина остановилась перед невзрачным четырехэтажным зданием. – Проживете ночь тут, лучше мы ничего пока не нашли. Пойдемте, помогу вам устроиться.

Прихватив вещи, Кашин с Томасом вышли, поднялись по широким, каким-то очень провинциальным ступеням, и вступили в прохладный холл. За окошком, как водится, сидела администратор. Здание оказалось заводским общежитием, прибывшим выделили комнату на четыре койки, но жить в ней они могли вдвоем. Вот только душ и туалет находились в коридоре. Администраторша с некоторой торопливостью объясняла с явным грузинским выговором:

– Нам поздно сообщили, товарищи, что вы приедете. Мы бы для вас могли и квартиру забронировать, у нас же на четвертом этаже трехкомнатные есть, там душ и туалет городские.

– Что толку, – улыбнулся Томас, – воду… – дальше у него полилась такая странная, безударная грузинская речь, что Кашин только головой повертел.

Администраторша ответила, потом стала что-то сердито выговаривать какой-то женщине в неопрятном халате с мокрой тряпкой в руках.

– Воду включают вечером на четыре часа и утром на два часа, – сообщил Томас. – Обычное дело.

В комнате они расположились быстро, все же вещи были с собой, всего-то двенадцать часов назад они укладывали их в Мурманской гостиннице.

– Что намерены делать? – спросил Долбанов.

– Значит так, – стал выстраивать план действий Кашин. – Сегодня, пожалуй, завезите нас к семье Бухникашвили. А завтра с утра, может быть, встретимся с тбилисской бабушкой. Во второй половине дня нам нужно встретиться с его братом, и если условитесь о встрече с кем-нибудь из его ближайших друзей, это тоже будет неплохо. К завтрашней ночи, если все получится, мы улетим.

– Что? Уже? – Томас слегка распереживался.

Он-то хотел, вероятно, наведаться к своей сестре, повидать племянников, может быть, даже побродить по знакомым с детства улочкам… Но Кашин знал, чувствовал, что следует торопиться.

– Ладно, раз так… Командир, может, я на вечернем автобусе прокинусь в город?

Конечно, он имел в виде Тбилиси. Кашину и самому хотелось бы хоть немного передохнуть, но… Это было расследование, а не экскурсия. И он только посмотрел на Томаса, тот сразу все понял.

После душа стало полегче, после холодного по местным меркам Мурманска, они в этой довольно влажной и горячей атмосфере изрядно потели.

Семью Бухникашвили застали почти в полном составе, только старшего брата и не хватало. Суховатый, сдержанный отец, мягкая по характеру, но как и супруг суховатая в обращении с чужаками мать, девочка с косичками, которые выгорели на солнце, и племянник, как понял Кашин, сын сестры матери, подросток, который учился в том же училище при заводе, который закончил и Альберт. Что поделаешь, решил Кашин, Кавказ, тут племянники – не меньше родственники, чем родные дети.

Посидели некоторое время не втягиваясь в разговор о деле, Томас почти беззаботно говорил что-то, чтобы растопить настороженность. Мать вдруг запалакала – молча, как и сидела, даже не подняла руку, чтобы вытереть слезы. Отец сурово взглянул на нее.

– Я что, я сейчас… – заговорила она, с трудом подбирая русские слова. – И ведь какую страшную смерть принял мой сынок.

– Мы не думаем, – сказал Кашин, принимая на себя разговор, – что Альберт в чем-то виноват. Это я прошу вас понять сразу.

– Я сказал, – чуть виновато и тихо проговорил Томас. – И про его доклад на мостик перед возгоранием тоже сказал.

– Вы должны только кое-что прояснить. Первое, не было ли у матроса Бухникашвили… У Альберта увлечения всякой магией, спиритизмом или йогой какой-нибудь?

– Он был очень трезвым мальчиком, – нехотя проговорил отец. – Очень. Любил машины разные, из него вышел бы отличный инженер со временем… Которого у него не оказалось.

Он говорил по-русски правильно, видимо, привык на заводе, где работало много русских, к такой вот четкой, едва ли не дикторской речи.

– И второе, мог он, пытаясь покрыть кого-нибудь из своих сослуживцев, доложить командиру, что все в порядке, хотя… кое-что в отсеке было уже не совсем в порядке.