Рустам Ниязов - Немилость

13

– Господин аналитик, господин следопыт, – раздался через минуту голос Спенша.

Он глянул на них из экрана, но только вскользь, увлеченный каким-то важным занятием.

– Майор, нам надо срочно в деревню! – доктор едва скрывал волнение.

– Вы же были там...

– Нам нужно еще раз.

– А можно узнать зачем?

– По научным вопросам, – ускользнул он от ответа.

Офицер перевел взгляд на Савву, но тот выглядел невозмутимо.

– У нас проблема со Сломкой, – произнес майор. – Там сейчас небезопасно.

– Мы знаем. Дайте нам машину.

Вездеходов на стоянке не оказалось, вся техника была при деле. Два бесконечно длинных километра, отделявшие военный лагерь от восточной границы деревни, они преодолели на транспортных дисках. После некоторого препирательства с начальством, майор лично отправился сопровождать их.

– Полковник не хочет сейчас никого отпускать от себя, – объяснил он свои действия.

На том месте, где дорога в город была перекрыта карантинной сеткой, зияла огромная дыра. Несколько танков сгрудились перед ней, осветив землю прожекторами.

– Они действовали безупречно, – прокомментировал майор, когда гражданские спрыгнули с дисков, чтобы получше рассмотреть брешь в ограждении. – Дождались, когда патруль минует этот участок, и пустили сюда единственный на всю деревню грузовик. Машина снесла ограду и уткнулась в опушку леса.

– А потом?

Потом все жители Сломки, организованно, семья за семьей, покинули деревню через образовавшийся проход и пешком направились в ближайший город. Немногие оставшиеся заперлись в домах.

Как только в лагере узнали о разрыве линии карантина, поднятый по тревоге отряд горных стрелков заблокировал дорогу в паре километров от деревни, остановив тем самым исход жителей.

– Но они не хотят возвращаться, вот в чем проблема, – устало вздохнул Спенш. – Так и стоят на обочине, с детьми и с вещами.

Когда впереди показалось приземистое здание больницы, стало ясно, что санитара они вряд ли найдут. Двери были выбиты и лежали перед крыльцом. Из распахнутых окон черными языками болтались скрученные и связанные одеяла. Весь персонал и все больные бежали.

– Можете не спускаться, в морге никого нет, – крикнул им сержант, присланный на охрану объекта. Ворота были запоздало оцеплены жидким строем солдат.

Они развернулись и помчались дальше, к дому пропавшего мальчика. Въехали прямо во двор и остановились перед дверью. Майор, нарочито громко стуча сапогами, зашёл внутрь.

– Нет!– вскоре прозвучал его голос из глубины дома.

– Тогда к егерю, – сказал аналитик, разворачивая свой диск.

В доме, который всем видом показывал, что хочет убежать из деревни, горел свет.

Они нажали кнопку звонка.

– Пусть хоть здесь нам повезет! – прошептал Кромдук.

Почти мгновенно, над дверью загорелся экран.

– Это снова мы, – улыбнулся Спенш, глядя на бледное серьезное лицо женщины. – И, боюсь, вам придется впустить нас в дом.

14

По местному обычаю, хозяйка усадила ночных гостей за большой стол в гостиной. При ближайшем рассмотрении, она оказалась не такой уж грозной, какой была на экране. Миниатюрная и щуплая, женщина покорно сложила перед собой руки, глядя на взъерошенных от недосыпа мужчин.

– В прошлый раз вы сказали что-то про немилость, – принялся говорить аналитик.

– Объясните, пожалуйста, что это означает?

Слушая дребезжащий голос ученого, следопыт привычно изучал запахи дома. Судя по всему, здесь никогда не было детей. Не было половозрелых мужчин и женщин. Изредка, сюда заводили животных, но долго не держали. Возможно, егерь мог приносить в дом птенцов дикой куропатки – исчезающего вида, за которым охотились все зоопарки мира.

И почти сразу в нос ударил характерный душок залежалой человеческой крови, но не сгнившей, еще живой. Делая вид, что прохаживается по гостиной, следопыт ловил носом ток воздуха, пытаясь угадать направление.

– Только, пожалуйста, не увиливайте от вопроса, – услышал он голос офицера, когда пожилая хозяйка бросила им какую-то ничего не значащую реплику.

Женщину звали Рада, она была шестидесяти двух лет. Жила здесь еще до оккупации; в те времена, когда деревня была обычной кочевой стоянкой, населенной преимущественно кожемяками и заготовщиками шкур. Рано вышла замуж, и овдовела через пяток лет, когда мужа накрыл оползень.

Родные хором советовали, чтобы поспешила устроить свою жизнь, пока молода и привлекательна. Да не получилось, или сама не захотела. Так и жила одна, с двумя детьми. И только когда увидела на голове первый седой волос, вышла замуж второй раз.

– Это конечно интересно, но давайте по существу дела, – подправил её майор. – Вы сказали нам «убирайтесь, пока не попали в немилость». Это предупреждение? Нам грозит опасность?

Но Рада не спешила разматывать страшный клубок. Может, знала, что следопыт уже почуял кого-то в погребе. Или надеялась, что судьба пройдет мимо.

Когда пропал её сын, она почему-то была уверена, что он жив. Терпеливо ждала его возращения. Слухи тогда не ходили так быстро, как сейчас. Никто не мог сказать, что случилось с ним.

В конце концов, она оставила дочь у родственников, взяла с собой мешок сухарей и отправилась в горы, на поиски. Догадывалась, что потеряла его навсегда. И даже знала где его искать. Еще ребенком, она слышала про один заброшенный дом, стены которого окаменели от времени. Говорят, когда горы еще не вздыбили свои спины, здесь стоял густой лес, в сердце которого жил Лесник. Последний деревенский шаман – его арестовали и отослали в метрополию за повстанческие настроения – как-то рассказывал ей, что имел честь беседовать с Лесником. Шаман догадался закопать в землю свой амулет, прежде чем распахнул каменные двери. Потому и остался жив. Получается, если надежно сокрыть дух Вассы от Лесника, спрятать всё, что напоминает ему о Вассе, Лесник мог и сдержать свою немилость.

– Значит, немилость означает насилие? – прервал её аналитик.

Шаман много чего рассказал о Леснике. Например, как он лечит горного козла, если тот расщепил копыто, неловко спрыгнув на скалы. Как разговаривает с любым зверем. Как рисует на камнях непонятные знаки своими же испражнениями. Дано ли обыкновенному человеку так себя вести? Однако, шаман не смог выяснить главного, ради чего, собственно, и рисковал жизнью – почему Лесник ненавидит Вассу? Что произошло между ними такого особенного, если один из них оказался на небесах, получая от людей дары, а другой целую вечность должен жить на земле, в каменных стенах, испытывая на себе все невзгоды этого мира? Кем приходится Лесник Вассе? Братом? Слугой?