Валерий Михайлов - Комедианты
– Меня и без этого глючит.
– Жизнь кипит?
– Кипит, чтоб её.
– Рассказывай.
– Чего рассказывать: жена ушла, любовница тоже. Познакомился с бабой…
– А ты уверен, что тебе это не приснилось? – спросил он, когда я пересказал ему историю Дюльсендорфа.
– Иди ты…
– Подожди. Это, конечно, мистично, увлекательно, стильно, но ты бы поверил, если бы тебе кто-нибудь рассказал что-нибудь похожее?
– Наверно, нет. Зря я тебе рассказал, проехали.
– Подожди. Давай плясать от фактов.
– Какие тебе ещё факты?
– Хреново тебе. Это факт? Факт. Далее… ну, с женой всё понятно, тебя это не беспокоит. Любовница, говоришь, так толком ничего и не смогла тебе объяснить, ну да тоже бывает, потом эта у Вовика, и сразу к своему Будапешту…
– Дюльсендорфу.
– Один хрен. Послушай, а что тебе здесь не нравится? Ну, напились где-то у чёрта на рогах, ну, услышал сентиментальный бред старого мудака. Ну и что?
– Не знаю. Это как боязнь тараканов. Глупо и в то же время ничего с собой не можешь сделать.
– Жрать будешь? – спросил вдруг Дима.
– Нет.
– А я пожру. Мне после пива всегда есть хочется.
– У тебя ж наверняка ни хрена нет.
– У меня есть макароны и тяй.
– Тяй с макаронами?
– Ты предлагаешь есть его без макарон?
– Не знаю, тяй с макаронами…
– Ты буржуазен, и это когда-нибудь тебя погубит. Сходи лучше ещё за пивом.
В ларьке юная особа увлечённо читала «Мастера и Маргариту». Какие продвинутые у нас продавцы, подумал я, но не стал обыгрывать эту тему. Не сейчас, хотя, наверное, это было бы интересно. Немного подумав, я взял к пиву чипсы (не травиться же голыми макаронами).
Пока я ходил, Дима успел приготовиться к трапезе. Он бухнул хорошую порцию тяя прямо в кастрюлю с макаронами (воду он слил) и разделся до пояса, чтобы не заляпать рубашку. Адепт неаккуратности, он предпочитал есть раздетым, обильно роняя еду на покрытый густой шерстью живот, а потом, вылитая обезьяна, выбирал всё руками, отправляя самые аппетитные крошки в рот.
– А это здесь зачем? – спросил я, увидев мелкий гребень, который Дима положил рядом с тарелкой.
– Это для чистки животика. Думаешь, наука стоит на месте?
– Ты вычёсываешь этим?!
– А почему бы и нет? Что тебе не нравится?
Я представил себе Диму, вычёсывающего макароны из растительности на животе, и мне стало вдруг весело. Теория Дарвина, фильм первый. Превращение обезьяны в человека! Наверно, это была разрядка, катарсис или истерика. Я смеялся, как ненормальный, смеялся до слёз, сначала над Димой, потом над собой, над своими страхами, бедами, проблемами. Я вдруг представил всё это со стороны…
– Ты чего? – спросил Дима, когда я наконец остановился.
– Ничего… это от нервов.
– Лечились бы вы, барин.
– Так наливай лекарство.
– Может, папироску?
– Можно и папироску, – я был смел и весел, как заяц во хмелю.
– Слушай, а как ты умудряешься сюда баб водить? – спросил вдруг я, выпустив наркотический дым изо рта.
– Я никого не вожу. Ко мне все приходят сами.
– Тем более. Тут вертишься, стараешься, всё для неё делаешь…
– Это от незнания элементарных основ.
– Чего?
– Основ. Вселенная основана на вращениях, и ты либо в центре, либо нет.
– Это как-то и без соплей…
– Без соплей, – передразнил меня Дима, – я стараюсь быть центром.
– Все стараются быть центрами.
– Чушь. Все стараются вертеться, я же, наоборот, стремлюсь к полной неподвижности.
– Под лежачий камень…
– Это такая же чушь, как уборка листьев в саду. У нас сосед по даче во время субботников, наоборот, загонял к себе на дачу несколько машин с листьями. Так у него груши были… Одной хватало, чтобы наесться. Так вот. Стоит тебе обрести неподвижность, как вокруг тебя тут же начинается движение. Ты становишься центром маленькой вселенной. Ты как паук сидишь в центре паутины, а вокруг происходит жизнь. Мир начинает вращаться вокруг тебя.
Я представил себе Диму в центре патины, держащего лапки на пульсе событий и чешущего свой лохматый, обильно сдобренный макаронами и пивом живот, и мне стало совсем спокойно. Захотелось даже новых приключений.
– Пойдём, может, правда, куда-нибудь посидим? – предложил я.
– Куда пойдём?
– К Лысому.
– К Лысому так к Лысому.
Едва мы устроились за столом кафе, как перед нами появилась Светлана собственной персоной.
– Привет, – сказала она.
– Здравствуйте. Вы Светлана? – Дима посмотрел на неё так, что только двойного лорнета ему не хватало. – Мне Игорь о вас много рассказывал.
– Садись, – я пододвинул стул, – что будешь?
– Кофе. Кофе и мороженое.
– Может…
– Нет, – отрезала она. Светлана была злой.
Над столом повисла пауза.
– Ладно, пойду, – засобирался Дима.
– Кто я, по-твоему? – спросила Света, и этот её вопрос не предвещал ничего хорошего.
– Что?
– По-твоему, со мной можно вот так?
– Как?
– Ты знаешь как. Если не хочешь меня видеть, так и скажи, но зачем прятаться по углам?
– Ты не так поняла…
– Не зли меня.
– Нет, правда. После истории твоего сумасшедшего друга…
– Он не сумасшедший!
– Хорошо… Мне надо было побыть наедине. Слишком уж как-то было муторно.
– Наедине. Ну и торчи наедине! Надумаешь – звони. Только не опоздай. – Она бросила на стол бумажку с номером и быстро вышла из кафе.
Глава 9
Постепенно моя жизнь начала обустраиваться на новом квантовом уровне. Похоже, не только элементарные частицы имеют двойственную природу. Частица-волна или человек-квант. Мы тоже, подобно электронам, существуем на своего рода стационарных орбитах. Любое изменение орбиты вызывает у нас чувство дискомфорта, независимо от того, повышается квантовое число, а следовательно, социально-личностный статус, или наоборот, понижается. И только заново утвердившись на новой стационарной орбите, мы говорим себе «фух», переводим дыхание и начинаем новую жизнь.
Дима по-своему прав. Перестав вертеться, уйдя с квантовых орбит, можно стать ядром или центром вселенной, вокруг которого будут плясать новые электроны. Надо только обладать массой покоя, что, увы, дано далеко не каждому. У меня, судя по всему, массы покоя не было, и мне, словно мотыльку, чья лампочка перегорела, необходимо было лететь во тьме в поисках новой пустой орбиты соответствующей мне величины, чтобы вновь обрести себя или хотя бы иллюзию себя, что меня вполне устраивало.
Таким центром был Дюльсендорф. Светланка не была, да и не могла стать центром в силу своей природной слабости или отсутствия массы покоя. Она была транспортом или той силой, что, придав правильное ускорение, вывела меня на новую орбиту вокруг Дюльсендорфа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});