Марк Фрост - Шесть мессий

Теперь голос звучал так тихо, что больше никто его не слышал: только Дойл, Иннес и священник. Улыбка потухла, и женщина обмякла в их руках. Дойл бережно опустил Софи на пол. Она медленно, прерывисто дышала и была без сознания.

Воздух в комнате снова прояснился. Время, казалось, остановившееся, возобновило свой ход. Миссис Сент-Джон наклонилась в сторону, но Иннес успел подхватить ее прежде, чем она упала на пол. Рядом с Дойлом возник капитан Хоффнер, от былой невозмутимости которого не осталось и следа.

— Mein Gott… Mein Gott… — повторял моряк.

— Перенесите их на кровати, — распорядился Дойл.

Хоффнер кивнул. Появились матросы. Софи Хиллз бережно унесли. Иннес обмахивал миссис Сент-Джон платком, стараясь привести ее в чувство. Толпа постепенно приходила в себя: не очень-то понявшие, что именно произошло, люди с облегчением убеждались, что больше им ничто не угрожает. Многие медленно, поддерживая друг друга, расходились; те, кто еще не пришел в себя, оставались на месте.

Молодой человек, тот, что высматривал его в обеденном зале, такой же напряженный, как и там, снова поймал взгляд Дойла. В его глазах читалась настоятельная просьба. Дойл кивнул ему: да, в моей каюте, через полчаса. Сперва он хотел поговорить со священником, но тот исчез.

Зато в углу был Пинкус, которого рвало в собственную шляпу.

Ну что ж, раз так, вечер удался.

— Мисс Хиллз в порядке, она отдыхает, — сообщил с порога влетевший в каюту Дойла Иннес.

— А священник? — спросил Дойл, оторвав глаза от книги.

— На палубе его нет. Я пытался узнать номер его каюты в офисе стюарда, но похоже, что никто не знает, в какой он каюте. Официанты говорят, что его зовут Девин; отец Девин из Киларни…

Тихий стук в дверь. Дойл кивнул. Иннес впустил мужчину лет двадцати пяти, среднего роста, с высоким лбом, большими совиными глазами, редеющими каштановыми волосами, слегка сутулившегося — явный тип человека, привыкшего к самоуничижению и старающегося оставаться в тени. Хотя мертвенная бледность, оттененная темными кругами под глазами, сразу приковывала взгляд.

— Мистер Конан Дойл, спасибо вам, сэр, большое спасибо за то, что согласились встретиться со мной. Я искренне прошу прощения за то, что побеспокоил вас…

Американец. Похоже, из Нью-Йорка. Человек бросил взгляд на Иннеса, не уверенный, что можно продолжать.

— Мой брат не помешает нам, сэр. Кто вы и чем я могу вам помочь?

— Меня зовут Лайонел Штерн. Я поднялся на борт одновременно с вами, джентльмены. Путешествую со своим товарищем по бизнесу. Я хотел поговорить с вами, сэр, потому что у нас есть основания полагать, что некто на этом корабле намеревается убить нас до того, как мы доберемся до Нью-Йорка.

— Вы уже говорили об этом с капитаном?

— Можно сказать, пытались. Он утверждает, что судно безопасно, предприняты все возможные меры предосторожности, но предложить нам какие-либо дополнительные гарантии не может.

— А какие доводы привели вы в подтверждение того, что для вашей жизни существует угроза?

Штерн опешил.

— За нами следили на протяжении всего пути от Лондона до Саутгемптона…

— И вы полагаете, эти люди находятся и на «Эльбе»?

— Да.

— Предпринимались ли против вас какие-то непосредственные действия?

— Пока нет, но…

— Видели ли вы сами человека или людей, которые, по вашему мнению, задумали вас убить? А может быть, вступали с ними в контакт?

— Нет.

Гость выглядел смущенным: по-видимому, аргументы в пользу его версии событий на этом и исчерпывались. При этом книгу, о которой шла речь в беседе с капитаном, он не упомянул. Дойл выразительно посмотрел на Иннеса, давая понять, что ждет от него поддержки, потом подошел к двери, открыл ее и решительным жестом указал Лайонелу Штерну на выход:

— Я попрошу вас покинуть мою каюту, сэр.

У Штерна отвисла челюсть, выглядел он ужасно.

— Вы серьезно?

— Человеку, который вламывается ко мне непрошеным и просит о помощи, ничем свою просьбу не обосновывая и не открывая всей правды, рассчитывать не на что. Пожалуйста, уходите сейчас же.

И тут сила, до сих пор позволявшая Штерну кое-как держаться, оставила его: он обмяк, опустился на стул и обхватил голову руками.

— Простите. Вы просто понятия не имеете, какое напряжение я постоянно испытываю. Вы не можете себе представить…

Дойл закрыл дверь, подошел к Штерну, присмотрелся к нему и заговорил:

— Вы родились и выросли в Нижнем Ист-Энде, Нью-Йорк. Старший сын иммигрантов из России. Еврей, но не ревностный иудей, добровольно ассимилировавшийся и усвоивший американскую культуру. Ваш отказ воспринять религиозные догматы привел к нешуточной размолвке с отцом. Далее: в Лондон вы отплыли из Испании, думаю, из Севильи, где пробыли примерно месяц, и в сотрудничестве с человеком, сопровождающим вас на борту «Эльбы», договорились о сложной сделке, включающей использование или приобретение чрезвычайно редкой и ценной книги, которую вы теперь везете в Америку. Книгу существенной религиозной или философской значимости. Эта книга, мистер Штерн, и есть причина ваших, возможно обоснованных, опасений за свою жизнь, и с этого момента я хочу, чтобы вы были полностью откровенны. В противном случае наш разговор продолжения не получит.

Штерн, как, впрочем, и Иннес, непонимающе уставился на него с отвисшей челюстью.

— Я что-то упустил? — спросил Дойл.

Штерн медленно покачал головой.

— Как вообще… — начал Иннес.

— Вы носите на шее звезду Давида на цепочке.

Штерн потянул из-под рубашки вышеупомянутый медальон.

— Но как ты узнал, что он русский? — спросил Иннес.

— Штерн — американизация целой группы фамилий, распространенных среди русских евреев. Но внешне вы еврейским ортодоксом не выглядите. Скорее всего, ваш отец, наверное, принадлежавший к первой волне еврейской эмиграции из России, был ревностным иудеем, вы же, несмотря на отсутствие фанатизма, носите на шее религиозный символ, который служит и своего рода символом вашего конфликта, не столь уж редкого в отношениях отцов и детей. Верх ваших туфель — относительно новых, что видно благодаря отсутствию изношенности на краях подошв, то есть купленных полторы-две недели назад, — явно из испанской кожи, работа, характерная для Севильи. Ваше пребывание в этом городе было достаточно длительным, чтобы успеть заказать и изготовить эту пару — что требует обычно от трех недель до месяца, — а это наводит на мысль о том, что вы, вероятно, были там по делу. Ну и наконец, сегодня днем я случайно услышал часть вашего разговора с капитаном относительно сохранности книги.