Джек Йовил - Дракенфелс

Едва ли подходящая участь для автора «Истории Сигмара», ярчайшей звезды Театра Кёнигсгартен в Миденхейме. Он попытался сосчитать, сколько сердец дочерей миденхеймского высшего общества разбил, но не было настроения. Он думал о ролях, которые еще не сыграл, о классиках, которых не поставил, о шедеврах, которые не написал. Наверно, стань он призраком и сумей выбраться из крепости, то занялся бы постановкой «Одинокого узника Карак Кадрин» и сыграл в ней главную роль. Он чувствовал, что лишь теперь по-настоящему понимает состояние несчастного барона Тристера.

Кто-то пинком прервал его размышления. Это был Зарадат, бренчащий ключами у него перед носом.

– Что тебе надо? Снова волосы? А может, пальцы – бросить в варево людоеда или затыкать бутылки с прокисшим вином вместо пробок?

«Надежный» сплюнул в угол.

– К тебе посетитель, комедиант.

– А! Снова Грюнлиб! Скажи ему, что я нездоров и не могу его принять. Нет, что мой день плотно расписан и мне некуда его втиснуть. Нет...

Зарадат рывком поднял Детлефа и сильно ударил его ключами по лицу. Появилась кровь.

– Ты встретишься с посетителем, или я отправлю тебя в карцер. Там у тебя не будет такой роскоши, как тут.

Детлефу не улыбалась перспектива опытным путем выяснять, какая такая роскошь воистину невидимо присутствует в его теперешней камере. Например, предположил он, можно считать роскошью, что в камере с тобой не заперт голодный волк. Или то, что из нее еженедельно выносят парашу. Или что они не сидят по самую шею в вонючей воде в какой-нибудь подземной темнице.

Зарадат пристегнул цепь к железному ошейнику Детлефа и выволок его за дверь. Гения вели по тюрьме на цепочке, словно собачонку, под выкрики и мольбы остальных узников. Крепость устарела еще века назад, и в ней все еще имелись пыточные застенки, которые использовались во времена правления Хальмара Тирана, Дитрика Несправедливого и Кровавой Беатрисы, Неслыханно Жестокой. Зарадат жадным взглядом окинул полуразвалившуюся дыбу, потом с отвращением взглянул на Детлефа. Догадаться, о чем думает «надежный», было нетрудно. Как император, Карл-Франц был вполне приемлем, но кто знает, кого выборщики возвысят следующим. Ведь даже Беатриса, на взгляд историка, явная маньячка, была избрана единогласным решением Великих и Достойных. Невозможно угадать, придется ли Зарадату, и если придется, то когда, смахнуть пыль с «тилейского сапога», смазать шипы кислевской «железной девы» или снова раскалить самые разные щипцы и клейма, висящие теперь в забытьи под слоем паутины. А когда это случится, «надежный» обрадуется, как молодой отец... а у Детлефа появится еще один повод пожалеть о том дне, когда выборщик Миденланда, на вид внушающий такое доверие, появился в его театре.

Великий и Достойный, тьфу! Недалекий и Подлый, как змея, – это подошло бы ему больше. Мстительный и Отвратительный! Гнусный и Жалкий!

Наконец Детлефа доволокли до крохотного внутреннего дворика и вытолкнули наружу. Его босые ноги застыли на холодных как лед камнях. День был пасмурный, но все же глазам его стало больно от света, будто он смотрел прямо на солнце. Он понял, насколько привык к сумраку камеры.

На балконе, нависшем над двориком, появилась фигура. Детлеф узнал черные одеяния, золотые цепи и надменное лицо коменданта тюрьмы Ван Зандта, который, по прибытии Детлефа в крепость, прочитал ему лекцию о самоотречении и покое через страдания. Он был из чиновников, чья набожность такова, что, как Детлеф подозревал, они дали обет глупости.

– Зирк, – произнес Ван Зандт, – ты, возможно, задумывался, что это за запах, от которого ты не можешь избавиться последние несколько недель...

Детлеф ухмыльнулся и кивнул, просто чтобы не спорить с комендантом.

– Что ж, мне очень жаль, что приходится говорить тебе это, но, боюсь, это воняет от тебя.

Горгульи под балконом извергли потоки воды, обрушившейся на Детлефа, словно каменный град. Он был сбит наземь и забарахтался под водяными струями. Пытался увернуться, но струи изменили направление и снова сбили его с ног. Его лохмотья сорвало водой, с тела болезненно отколупывались большие куски грязи. Он увидел в воде куски льда величиной с кулак и понял, что его моют талым снегом с крыши. Зарадат бросил ему щетку из негнущейся щетины, которая вполне могла бы служить в качестве одного из пыточных инструментов, и приказал скрести себя ею.

Потоки воды иссякли. Зарадат содрал с тела Детлефа остатки лохмотьев и ткнул его в отвисший живот. Он скалился, словно крыса, показывая неприятно желтые зубы. Детлефа, с которого все еще капала вода, покрывшегося гусиной кожей, провели по коридору в другое помещение. Зарадат извлек простую рубаху, едва ли модную, но все же лучше, чем ничего, и позволил Детлефу обтереться полотенцем, прежде чем надеть ее.

– Грюнлиб, должно быть, стал чересчур брезглив на старости лет, – заметил Детлеф, – раз его оскорбляет запах куда менее гнусный по сравнению с душком от представлений его актеров.

В комнату вошел Ван Зандт.

– Сегодня ты не увидишь Грюнлиба, Зирк. У тебя куда более высокопоставленный гость.

– Высокопоставленный настолько, чтобы удостоиться персонального внимания правителя этой дыры?

– Безусловно.

– Вы меня заинтриговали. Ведите.

Детлеф повелительно взмахнул рукой, припомнив, как практиковался в величественных жестах для ролей семи императоров в великом цикле Сутро «Магнус Благочестивый». Ван Зандт нетерпеливо схватил Детлефа за руку и направил в другую дверь. Его обдало теплом, едва он шагнул, впервые с момента заточения в тюрьму, в хорошо натопленную комнату с камином. Свет лился в окна, на которых не было решеток, а на столе как бы между прочим стояла ваза с фруктами, – да, фруктами! – дожидаясь кого-то, кто, возможно, пожелает перехватить что-нибудь в перерыве между трапезами.

За столом сидел мужчина лет примерно сорока, обтирая красное яблоко пышным рукавом. Детлеф был сражен аристократичностью его осанки и проницательностью ясных глаз. Это не был обычный филантроп, занимающийся благотворительностью.

– Детлеф Зирк, – начал комендант Ван Зандт с благоговейной дрожью в голосе, адресованной мужчине, – позвольте представить вас Освальду фон Кёнигсвальду, победителю Тьмы, адепту культа Сигмара, кронпринцу и исполняющему обязанности выборщика Остланда.

Кронпринц улыбнулся Детлефу. У Детлефа возникло предчувствие, что все его беды только начинаются.

– Присаживайтесь, – сказал человек, победивший Дракенфелса. – Нам надо о многом поговорить, вам и мне.

IV

На кону стояла судьба Империи. И замок был той позицией, которую следовало удержать, которую нельзя было сдать. На его стенах осталось всего лишь двадцать рыцарей с торчащими на шлемах плюмажами, да еще едва ли сотня простых солдат под стенами внизу, непоколебимо готовых умереть за Императора. Против них была примерно пятитысячная орда орков, усиленная великанами, минотаврами, ограми, всадниками-нежитью, снотлингами, большими и малыми демонами и всякими прочими тварями тьмы. Все зависело от решения командира крепости, его высочества Максимилиана фон Кёнигсвальда, великого принца Остланда.