Юрий Бригадир - Аборт

— Говорю же, проводники. Ты ведь не думаешь, что вечно тут будешь ошиваться? Все, что ты видишь вокруг, уже к тебе никакого отношения не имеет. Фактически, ты — миф, тень, недоразумение. Им нет дела до того, что у тебя есть мысли, что ты существуешь или чего-то там хочешь. Какое-то время тебя оставляют в покое. Побродить, доделать, порешать проблемы, поразмышлять, посидеть на дорожку. А потом приходят и утаскивают, как волки, невзирая на твои интеллигентские вопли.

— Куда? — изумился я.

— Туда… Всех. Без разбора.

— Но ты же тут уже больше года! — напомнил я.

Серега оттянул затвор и отпустил. Не прерывая работу, он рассказывал:

— Сначала он пришел один. Говорил мягко, убедительно. Дескать, нельзя превращать зал ожидания в свое жилище. Вроде как я сейчас как в аэропорту, и если все станут оставаться, вместо того, что бы лететь, то будет парализован весь этот конвейер и произойдет разрушение основ. Но я не послушался. Он пришел еще раз. Потом еще. Потом харонов стало двое, потом четверо, за это время я видел сотни людей, которые ушли с ними почти сразу, и с десяток, которые пытались остаться. Но тогда уже эти скоты переставали говорить мягко.

— Как же ты задержался? — спросил я.

— Один раз я взял, да и сломал харону шею. Я не знаю — кто они, и умирают ли вообще. Но они чувствуют боль, теряют сознание и долго лежат, если их покалечить. Куда деваются их тела — точно не знаю, никогда не проверял до конца. Иногда они лежат долго, иногда проваливаются или тонут. После этого я начал отстреливать их пачками, и стало легче. К тому же теперь они меня боятся и никогда не приходят по одному…

— А откуда у тебя столько оружия?

— А откуда твой Форд, откуда мобильник, откуда пиджачок? Откуда боль в сердце, тоска глянцевая, жажда кровавая, откуда вообще желания — хоть у живого, хоть у мертвого? Ты можешь представить все, что тебе нужно. А представив — получить. Только в реальной жизни для этого надо трудиться, а здесь всего лишь захотеть до скрипа зубов. Впрочем, ты уже это знаешь.

— А дальше что? — спросил я.

Серега протер ветошью пистолет, помолчал и продолжил:

— Я заметил вот что… Чем больше ты говоришь с живыми, тем больше они тебя слушаются, и тем сильнее ты становишься. Ты же связан с этим миром, и эта связь тебя держит. И вот ты уже не мертвый, а полумертвый, а там и до живого недалеко. Понимаешь? Мы делаем мир, в котором существуем. И не харонам решать, когда нам уходить…

— Сколько у меня времени?

— На что? — спросил друг.

— Ну ты же сам сказал — они придут. Когда их ждать?

— По-разному. Кого-то забирают сразу. Кого-то через неделю, через месяц. Но они придут все равно.

— И что тогда?

— Да какая разница? Белое пятно. Никто не знает.

— Но, может, ты зря от них бегаешь?

Серега хмыкнул.

— Может, и зря. Только я привык сам решать — куда мне идти. Знаешь, сначала я почти согласился. И только когда увидел его улыбку… такую, знаешь, виноватую, скользкую, успокаивающую… Я вспомнил вдруг деревню и как отец закалывал трофейным штыком поросенка. Батя говорил с ним точно так же, и так же фальшиво улыбался. Я знаю, эту улыбку не подавить — она всплывает, даже если ты ее душишь всеми своими мускулами. Что-то надо делать в этот момент с лицом, и губы сами, понимаешь, сами складываются. Харон улыбался так… что я мгновенно все понял и сломал ему шею. А больше они не притворялись. А больше и я не притворялся. Это в дипломатии надо врать, а на войне некогда… А, черт! — крикнул вдруг Серега и молниеносно выхватил оба пистолета.

Я оглянулся. На берег из-за кустов как-то обреченно и механически выходили люди в чем-то пыльном — то ли униформе, то ли просто в засохшей грязи. Они не очень спешили, но впереди них, мощно разбрасывая лапами мелкие камни, неслись несколько мрачных и тоже каких-то нестиранных овчарок.

— Стой на месте, тебя не тронут, ты новенький! — крикнул Серега и побежал прямо в реку. На берегу классический, то есть — сроду ничего не ловивший, рыбак меланхолично то ли сматывал, то ли разматывал леску и насвистывал полонез. Промчавшись мимо него и забравшись в воду по пояс, Серега развернулся и стал методично и тщательно расстреливать серых псов. Первая овчарка уже плыла к нему, и ее пришлось бить в упор. Отчаянно забив лапами, она ушла вниз. Еще две упали прямо у среза воды и три зарылись носом в мокрую мелкую гальку. Хароны прошли рядом со мной, не обращая на меня никакого внимания, и встали в линию у самой воды. Самый высокий и, видимо, начальник поднял было руку, но Серега тут же убил его пулей в голову:

— Заткнись! — крикнул он.

Высокий упал как подкошенный, даже не упал, а просто сложился.

— Вы не понимаете, — глухо проговорил один из нападавших, равнодушно посмотрев на своего упавшего товарища — перестаньте, это глупо!

— Глупо ко мне без оружия соваться! — заорал Серега.

Хароны переглянулись:

— Но мы же должны вас забрать!

— Вот суки… — пробормотал татуированный черепами друг, несколько раз вдохнул-выдохнул, настроился и вдруг почти очередью свалил всю линейку. Стрелял он мастерски, это я еще помнил по детскому тиру по три копейки за выстрел. Пыльные хароны цвета ни разу не стиранного хаки падали, в основном, навзничь. Рыбак, то ли разматывавший, то ли сматывавший леску вдруг вздрогнул, посмотрел на них и задумался.

— Тихо-тихо… — похлопал его по плечу Серега, проходя мимо, — не отвлекайся.

Рыбак светло улыбнулся, кивнул головой и снова засвистел.

— Что-то ты сильно против них вооружился, — усмехнулся я, — они у тебя, можно сказать, сами укладываются.

— Это серые, Санек. Не опасные. А есть еще белые хароны, прозрачные такие, как медузы, блядь. Вот с ними тебе лучше пока не встречаться.

— А тебе, значит, повезло?

— А мне, значит, — заржал Серега, — очень везло! Все, давай пока в разные стороны. Номер мой в сотовом есть у тебя?

Я почувствовал, что краснею:

— Был, но я ж его стер, когда ты…

— Ха! Вот это зря. Номер, паря, штука не простая, он навсегда, он человека насквозь пробивает. Тем более — такой как у меня. Набираю, сохрани!

Я привычно запомнил номер в телефоне и пошевелил плечами. Тугая поясная кобура мешала дышать.

— Что-то он мне мешает…

— Привыкнешь! — сказал Серега, прыгнул в Клюгер, тот развернулся, едва не задев рыбака, взревел на подъеме у кустов и исчез среди зелени. Через минуту стало нереально тихо.

Рыбак закончил сматывать леску, сел на складной стульчик, достал откуда-то, как фокусник, початую бутылку номерного портвейна и отхлебнул из горлышка.

С мобильником в руке я подошел к лежащему морской звездой харону и сел рядом с ним на корточки. Ничего замогильного или хотя бы необычного в нем не было. Простой мужик в пыльной то ли спецовке, то ли униформе, сроду не чищенной. Глаза его были тщательно закрыты, а пулевое отверстие было почти по центру груди, с небольшим смещением влево. Крови не было, только черное аккуратное пятно. Я еще подумал, отчего бы ему не открыть глаза, и как только мне это пригрезилось, он тут же без всякой подготовки их распахнул.