Евгений Константинов - Предел безнаказанности

– Ты хочешь сказать – если бы не его сто пятьдесят граммов самогона?

– Я не шучу, Василий.

– Да ты хуже, чем шутишь! Ты, наверное, бредишь! Только, пожалуйста, не забывай, что о том, где мы были на рыбалке, сообщать, кому следует уже поздно. Надеюсь, ты все прекрасно понимаешь. Тем более, следствию такое сообщение не поможет. Впрочем, и следствия-то никакого нет. Замерз бомж и все тут. А про «неясности», написанные в газете, завтра уже никто не вспомнит…

– Не вспомнит, если в Раево еще кто-нибудь не погибнет, – резюмировал Крымов мрачно. – И если Виктор Пряхин, наконец-то, не заговорит.

– Там видно будет, – теперь уже безразлично ответил Павелко. – Кстати, как твои зубные дела?

– Общий наркоз – и пяти зубов, как ни бывало, – горько усмехнулся Крымов. – Сейчас еду к стоматологам на осмотр.

– Ничего себе! – присвистнул Павелко. – Так что же, все-таки, с тобой там, на озере, произошло?

– С нами, Василий, произошло, с нами! Только давай это все завтра в конторе обсудим, а то мне уже пора выезжать…

После разговора с Крымовым старший лейтенант Павелко долго еще сидел у телефона. Следователь помог ему оформить мысль, которая второй день навязчиво крутилась у него в голове. «Перебросил неизбежную смерть…» – сказал Игорь Викторович, и теперь оперуполномоченный вновь и вновь переваривал смысл этих трех слов.

Когда в Раево он тащил Крымова к машине и потом пытался привести в чувство, ему и в самом деле казалось, что следователь вот-вот отдаст богу душу. Очнувшись, Крымов сказал, что замерзает, и теплый, даже горячий воздух, на полную мощность работавшей печки его не согрел. В доме Григория Филиппова, где обосновался бомж, было достаточно тепло, негромко продолжала играть музыка. Правда, когда Павелко уходил оттуда с наполненной самогоном бутылкой, ему показалось, что Ерохина вдруг начал бить сильный озноб. А Крымову, вроде бы, полегчало еще до того, как он выпил…

Павелко вспомнил, как, месяца два назад, приехал на встречу с Ларисой с жалобой на сильный вывих кисти. Вывих он заработал при задержании в баре не в меру разбуянившегося посетителя, как назло оказавшегося самбистом. Вскоре кистью невозможно было пошевелить – даже рулить пришлось одной рукой. Вычерчивая на месте опухоли йодную сеточку, Лариса складывала губы в трубочку, дула и приговаривала: «У кошки заболи, у собачки заболи, а у Васеньки – заживи…» Он еще прибавил тогда, что пусть лучше рука заболит у того долбаного самбиста. А Лариса, словно не поняв шутки, сказала, что, к сожалению, на хулиганов ее заклинание не распространяется…

Так, может быть, в Раево и впрямь на людей действует что-то типа заклинания? Но это же бред, мистика, выдумка зеленого Крымова! И все же, в любом случае, в той деревне есть что-то загадочное. Может быть, эти загадки поможет разрешить, обвиняемый в двойном убийстве гражданин Пряхин. Пусть Крымов пока его не расколол, но, кто знает – что тот скажет теперь.

Чтобы вызвать обвиняемого на допрос, Павелко пришлось докладывать об этом майору Панцелютину. Он вошел в тот самый, памятный обоим кабинет и не мог не заметить, как при виде своего подчиненного у начальника изменилось лицо. Кажется, из них двоих майор ненавидел Павелко гораздо сильнее. Для старшего лейтенанта это могло закончиться плачевно. Даже не в плане продвижения по службе. Панцелютин вполне мог поручать ему самые безнадежные дела, хуже того – ничуть не усомнившись, подставить Василия под криминал…

Виктор Пряхин выглядел неважно. Бледность, круги под покрасневшими глазами говорили о том, что его не первые сутки мучает бессонница. Откровенного разговора с ним не получалось. На каждый вопрос, подследственный будто бы подбирал удобные ему объяснения.

Даже когда старший лейтенант стал расспрашивать конкретно про саму рыбалку, то есть интересовался, к примеру, какого размера попадались окуньки, мелкий или крупный мотыль служил насадкой, на каком расстоянии от дна происходили поклевки, Виктор Пряхин надолго задумывался, нервно кусал губы и отвечал как-то по книжному, словно по памяти читал начинающему рыболову инструкцию.

Павелко даже стало обидно, что его держат за дилетанта, и он, как бы невзначай, похвастался, что сам в Раево выловил на жерлички щуку, причем почти на три кило…

Это сообщение насторожило и даже испугало Пряхина.

– Когда вы ее поймали? – вытаращил он воспаленные глаза и даже привстал со стула.

– Вчера, ближе к вечеру, – невозмутимо соврал Павелко.

– И ничего не случилось?!

– С кем? Со щукой!?

– Нет, с вами. То есть, – Пряхин замотал головой, – с кем-нибудь другим?

– А что должно было случиться? – внешне удивился Павелко, но на самом деле напрягся в ожидании услышать главный ответ.

– Чем вы убили щуку? – вместо этого снова спросил Пряхин.

– Да не убивал я ее, она сама на морозе замерзла, – сказал Павелко задумчиво, а спустя некоторое время, добавил:

– Это только вы своим жертвам головы пешней проламываете…

Не прошло и полутора часов после окончания допроса, как Василий Павелко вновь вышел на лед Раевского озера. Его словно что-то притянуло в эту деревню, на этот водоем, но объяснить, ради чего он здесь, старший лейтенант не мог.

Вопросы Виктора Пряхина: «Чем вы убили щуку?» и «Не случилось ли что-нибудь с кем-то другим?» словно включили у него в мозгу некую кнопку. Отпустив обвиняемого и больше не обмолвившись ни с кем даже словом, Василий Павелко заскочил домой, переоделся, схватил рыболовные причиндалы и помчался на своей «Ниве» прочь из города.

Только сейчас, глядя на сереющее небо, он сообразил, что время для начала рыбалки было неподходящим – шел уже третий час короткого декабрьского дня. И все равно Павелко стал сверлить лунки приблизительно в тех же местах, где ловил в субботу с Крымовым.

После пятой лунки он вдруг вспомнил, что не взял с собой насадку. Правда в бардачке его машины лежало пару бутербродов с ветчиной, и можно было попробовать насаживать на крючок хлебный катышек, но такая насадка пригодилась бы скорее летом, к примеру, на карася, но только не для ловли окуня из-подо льда. Оставалось блеснить, хотя такая ловля ему нравилась не особо, да и хороших окуневых блесен он с собой не имел.

Привязав вместо мормышки маленькую посеребренную изогнутую пластинку с подвешенным тройничком, Павелко вернулся к первой просверленной лунке и опустил в нее блесну. Поклевка произошла при первом же взмахе удилищем, но подсечь рыбу не удалось. Он стал махать еще и еще, перешел к другой лунке, к третьей, менял ритм игры, проверил на наличие рыбы все уровни воды, но все было бесполезно – больше приманка никого не заинтересовала.