Дин Кунц - Видение

— Когда я узнаю, что должно случиться что-то ужасное, то знаю я недостаточно, чтобы предотвратить это. Если мне дана эта сила, почему я не могу управлять ею? Почему я не могу включить или выключить ее, как обыкновенный телевизор? Почему, когда мне нужна ясность, все мои видения настолько туманны? Может, это злая шутка Господа? Многие люди должны умереть, потому что я не могу видеть ясно? Черт возьми, черт возьми, черт возьми!

Она вскочила на ноги и подбежала к телевизору. Она включала и выключала его, включала и выключала с силой, достаточной для того, чтобы сломать его.

— Ты не можешь чувствовать ответственность за то, что ты видишь в своих видениях, — сказал он.

— Но я чувствую.

— Тебе надо измениться.

— Я не изменюсь. Я не могу.

Он тоже поднялся, подошел к ней, взяв у нее из рук пульт управления.

— Почему бы тебе не отвлечься? Поедем вместе за покупками.

— Нет, — ответила она. — У меня назначена встреча с доктором Каувелом.

— Она состоится у тебя через два с половиной часа.

— Я не хочу ехать сегодня за покупками, — сказала она. — Поезжай сам. Я займусь этим завтра.

— Но я не могу оставить тебя здесь одну.

— Я и не буду здесь одна. Я буду с Анной и Эмметом.

— Тебе не следует вести машину.

— Почему?

— А если у тебя начнется еще один приступ?

— Тогда меня повезет Эммет.

— А чем ты займешься, прежде чем ехать к психоаналитику?

— Напишу статью для газеты.

— Мы отправили целую пачку статей в газету на прошлой неделе. Мы уже обгоняем график примерно статей на двадцать.

Хотя она еще не успокоилась, она постаралась ответить ему более ровным тоном:

— Мы обгоняем график на двадцать статей, потому что пятнадцать из них написал ты. Пора и мне внести мой вклад. Если мы обгоним график на двадцать одну статью, ничего страшного не случится.

— На моем столе лежит материал о той женщине в Северной Каролине, которая может предсказывать пол еще не родившихся детей, только дотронувшись до матери. Ею занимаются сейчас в Дьюкском университете.

— Вот об этом я и напишу.

— Хорошо, если ты чувствуешь, что у тебя достаточно сил...

— Да, достаточно. А ты поезжай в магазины «Гуч-чи», «Джиорджио», «Френч Конер», «Джуэл Парк», «Куреже» и «Ван Клиф и Арпельз»[1] — и купи мне красивых вещей к Рождеству.

Стараясь сдержать улыбку, он сказал:

— Но я уже приглядел кое-что в «Вулворте»[2].

— Ах, — ответила она, подыгрывая ему, — тогда не забудь, что я, в таком случае, приготовлю для тебя вместо подарка чек на покупку гамбургера.

Он изобразил, что разочарован.

— Ну хорошо, я выберу что-нибудь в «Гуччи» и «Эдвардз Лоуэл» к тому подарку, который я уже выбрал в «Вулворте».

Она широко улыбнулась.

— Давай, давай. Может, тогда я и позволю провести тебе ночь здесь, а не в машине.

Он рассмеялся и поцеловал ее.

— М-м-м, — сказала она. — Опять.

Она знала, что она любима, и эта уверенность немного сглаживала тот ужас, который она пережила в последние дни.

Глава 8

Центральной частью офиса доктора Каувела была коллекция, насчитывавшая сотни стеклянных собачек, которая была размещена на стеклянных и металлических полках по одну сторону от его стола. Ни один из экспонатов этого зверинца не был больше ладони Мэри, а большинство были значительно меньше. Тут были стеклянные собаки всех цветов: голубые, коричневые, красные, чисто-белые и молочно-белые, черные, оранжевые, желтые, пурпурные, зеленые, прозрачные и матовые, в полосочку и в горошек. Тут были комнатные собаки и собаки крупных пород. Одни из них лежали, другие сидели, стояли, бежали или были запечатлены в момент стойки. Бассеты, борзые, эрдели, немецкие овчарки, пекинесы, терьеры, сенбернары и еще дюжина разных пород. Сука с малюсенькими щенками из хрупкого стекла стояла вблизи комической группки, состоявшей из собак, игравших на различных инструментах — флейте и барабане — и трубивших в рог для гончих собак. Несколько любопытных фигурок поблескивали в темноте молчаливого зоопарка: подстерегающий цербер, демоны с собачьими мордами и высунутыми языками.

Стекло украшало и самого доктора. Он носил очки с толстыми линзами, которые делали его глаза необычно большими. Невысокого роста и спортивного сложения, он очень внимательно следил за своей внешностью. Стекла его очков всегда были идеальной чистоты, потому что он протирал их постоянно.

Мэри сидела за столом напротив доктора.

Психоаналитик открыл новую колоду игральных карт. Он вытащил из нее десять карт и разложил их на столе лицом вниз.

Она взяла в руки петлю из проволоки диаметром в шесть дюймов, которую он приготовил и держал над картами. Она стала двигать петлей взад и вперед. Дважды петля дернулась, будто невидимые пальцы пытались вырвать ее из рук Мэри. Через минуту она положила петлю на стол и указала на две карты.

— Эти две карты — самого высокого достоинства среди этого расклада.

— А что это за карты? — спросил Каувел.

— Один из них, возможно, туз.

— Какой масти?

— Не знаю.

Он перевернул карты. Трефовый туз и червонная дама. Напряжение отпустило ее.

Он перевернул остальные карты. Самым большим по достоинству был джокер.

— Невероятно, — заметил он. — Это один из самых трудных тестов, которые мы используем. Из десяти карт у вас была точность на девяносто процентов. Вы никогда не думали о том, чтобы махнуть в Лас-Вегас?

— Снять банк с «двадцати одного стола»?

— А почему бы и нет? — откликнулся он.

— Единственный способ, при котором у меня есть шансы, — это попросить партнеров разложить карты и позволить мне поводить над ними петлей, перед тем как начнут сдавать.

Как и все его движения и выражения чувств, его улыбка была чуть заметной.

— Вряд ли они согласятся.

Последние два года ее встречи с ним по вторникам и пятницам начинались в половине пятого, а заканчивались в шесть. В эти дни она была последней пациенткой Каувела. В течение первых сорока пяти минут она участвовала в различных экспериментах по экстрасенсорному восприятию для ряда его статей, которые он намеревался опубликовать в одном из профессиональных журналов. Следующие сорок пять минут он занимался с ней как психоаналитик.

В ответ на ее согласие сотрудничать он отказался от своего гонорара.

Она была вполне в состоянии заплатить за прием. И согласилась на такие условия только потому, что эти опыты заинтересовали ее.

— Бренди? — спросил он.

— С удовольствием.

Он налил им обоим Реми Мартен.

Они встали из-за карточного столика и уселись в кресла, стоявшие рядом с небольшим сервировочным столиком.