Александр Матюхин - 13 маньяков

– Надеюсь, ты умный и понял, что я тебе рассказал. Ну а если дурак, то… лучше сразу беги из города.

Он оставил поверженного врага – переваривать унижение и страх. Вернул Севке его сокровище и повел прочь от сказочного замка. Севка светился от восторга.

Боб шел рядом, держа Оксанку за руку, и был несколько обалделый.

– Да ты сам психопат, – сообщил он приятелю. – Реально. У этого Артурчика, может, и в мыслях не было, чего ты ему приписал. Еще и убить грозил… Я фигею, дорогая редакция.

– Достали, уроды. Мало того что в школе таких половина, так и во дворе опять они.

– Детей не любишь?

– Терпеть не могу, – шепотом сознался учитель.

Когда Борька обнаружил на куртке Оксаны сзади под воротником эту крохотную дрянь, похожую на кусочек застывшей слюны, он поглупел на пару десятков лет.

– Как это?

– А вот так. – Санька бросил найденное устройство на кафель в прихожей и раскрошил его каблуком. – Я тебя предупреждал, с огнем играешь.

– Подожди… Это правда «закладка»?

– Нет, елочное украшение.

– Думаешь, он прилепил?

– Нет, папарацци, подслушивать, как девчонка ходит в туалет.

– Е-мое… Бред какой-то…

Вечером Санька заглянул к соседу в гости, и сразу – такие сюрпризы. Не готов был Бобер, поплыл, тюфячок… Зашел Санька попросту, без церемоний: лестничную площадку пересек – и на месте. С тревожным разговором. Оказывается, и вчера, и позавчера видели, как за Галиной и Оксаной после школы перся какой-то мужик. Галина – это жена Бориса. После музыкальной школы – тоже перся, как и после Дома творчества школьников, куда Оксана вместе с Севой ходят на кружки… Кто видел? Неважно. Сказали. По описанию, мужик во всех случаях один и тот же. Более того, этот подозрительный тип каждый раз был в наушничках: то ли плеер слушал, то ли… Что – «то ли»? (В этот момент Борька и начал «плыть».) А то, что, если тебе кажется, будто за тобой следят, – не противься паранойе. Следуя этому правилу, Санька проверил машину, нашел под багажником радиомаячок, проверил свой макинтош, ничего не нашел и побежал к другу-журналисту поднимать тревогу…

– Теперь займемся тобой, – распорядился он.

Вещи он обследовал детектором, ради которого смотался на другой конец города. Где одолжил аппаратуру? Да тоже – какая разница, долго объяснять. По знакомству, на фирме, продающей всевозможную электронику… К Бобкиному плащу, как и к куртке Оксаны, оказался подвешен «жучок».

Кто-то прослушивал и отслеживал Борькину семью, включая – персонально – малолетнюю дочь.

– Ты мечтал о славе? – напомнил Санек. – Вот она, подкралась незаметно.

Борька был белым от ужаса.

– Что же делать? – вымучил он.

– Обратись в полицию, пусть ставят вас под охрану. У тебя ж там полно друганов. А сами переходите в режим осажденной крепости. Я бы Оксану подержал дома, никуда не выпускал – совсем никуда. И чтоб в квартире с ней кто-то сидел.

Борис ожесточенно массировал лоб.

– Чтоб кто-то сидел в квартире… Я – не смогу. Гале, получается, брать отпуск…

Борькина жена занималась в комнате с дочкой. Было слышно, как она втолковывает что-то ровным голосом, а Оксана истерично отвечает, почти кричит:

– Галина Васильевна нам не так объясняла…

Галиной Васильевной, собственно, и была Галя, родная мать Оксаны. Она же – учитель младших классов. Дочь называла ее в школе по имени-отчеству, как все дети. Совсем у девочки крыша съехала от этой учебы, или у матери – от ослиного упрямства. Чего мучить ребенка, всего два дня осталось до осенних каникул…

– Блин, – выдохнул Борис, – когда Галине скажу, помрет со страху. И вообще, кто ей отпуск даст в середине полугодия?

– Никто не даст, знаю я нашу директрису. Тебе сидеть.

– Да не могу я! Работы – как никогда. Интервью у мэтра, кстати, завтра беру…

– Ну, сам решай. Что думаешь с полицаями?

– Шум поднимать… не уверен. Сколько нас будут охранять – год? Два? Это вряд ли, да даже месяц невозможно вынести… Слушай, может, это за мной следят, лично за мной? – сказал он вдруг с отчаянной надеждой. Словно просил, причем просил Саньку. – Мало у меня врагов, что ли? Материалов горячих полно в работе. А может… за тобой?

Санька улыбнулся:

– Ну пусть за мной, если тебе легче. Завтра проверим обе квартиры, особенно твою. Одежду, сумки…

– Завтра я занят, – напомнил Боб.

– Ну, послезавтра. У меня как раз свободные дни. Ты когда забираешь машину из ремонта?

– Обещали на этой неделе.

– Как возьмешь – посмотрим, не завелись ли «жучки». На колесах тебе станет гораздо легче.

Боб воодушевился, практически воспрянул:

– Я вот думаю: даже если это маньяк, он же теперь отскочит! Мы ведь нашли его «закладки»? Нашли. Значит, дело провалено, родители на стреме. Зачем ему рисковать?

Саня пристально посмотрел на приятеля, тяжело помолчал.

– Дурак ты, Бобер.

– Почему?

– Потому. Хотя бы неделю-две подержи девочку дома.

Мысль мечется. Приближается миг истины, я очень волнуюсь. Чувства не чужды мне, как может показаться, и я отлично понимаю, что делаю.

Новое блюдо – новая седина, а вовсе не адреналиновый кайф. Какой-нибудь писатель назвал бы эту историю: КИПЯЩИЙ МОЗГ. Речь про мой мозг, а не про блюдо, которое довелось мне однажды жарить. Помню, хорошо помню шипящую и скворчащую сковороду, брызгающую маслом…

Обожаю писателей, они наполняют смыслом мою пустую жизнь!

В этот раз готовлюсь с особой тщательностью, слишком высоко задраны ставки, слишком близка развязка, и будет зверски несправедливо, если случайность разрушит мою мечту.

Квартира не просто надежна: место для реконструкции подобрано со вкусом. То-то папаша удивится… а уж как удивится его супруга! Наготове лебединые перья и живая лягушка. Разбитые хрустальные туфельки придется заменить раскрошенными фужерами, потому что ну где в реальности взять туфли из хрусталя? Ждет своего часа кастрюля для крови и половник, которым я буду вычерпывать кровь из брюшной полости. Наконец – антология стихов о любви, разобранная по страницам. Стихи предстоит сжечь во вскрытой груди моей принцессы. Ахматова, Есенин, Северянин, Цветаева, Бальмонт, Асадов, Лохвицкая, Тушнова… какие имена!

Девочка сидит дома одна, запертая и запуганная, я знаю это точно. За стальной дверью. Они думают, если заперли, то она в безопасности. Какие же они наивные, если не сказать грубее! Не понимают, что самое слабое место в этой крепости – их же собственная дочь.

Что мне дверь, когда у меня есть ключ к ребенку…

Прежде чем поехать, обстоятельно гримируюсь – так, чтоб родная мать не узнала, столкнувшись со мной нос к носу. Хотя зачем поминаю покойницу? Надеюсь, на небесах ей нет до меня дела.