Стивен Кинг - Команда скелетов (сборник рассказов)
– Сегодня была игра в честь Дня Благодарения, – сказала она. – Мы устроили ее на семь дней раньше, потому что на следующей неделе отцу Филлипсу нужно ложиться в больницу вырезать желчный пузырь. Я выиграла главный приз.
Она улыбнулась, показав зубы, перепачканные шоколадом и ореховым маслом.
– Лина, ты когда-нибудь жалеешь, что у нас нет детей? – спросил Ричард.
Она посмотрела на него так, словно он сошел с ума.
– На кой черт мне такая обуза? – ответила она вопросом на вопрос и поставила оставшиеся полбанки конфет обратно в буфет. – Я ложусь спать. Ты идешь или опять будешь сидеть над пишущей машинкой?
– Пожалуй, еще посижу, – сказал он на удивление спокойным голосом. – Я недолго.
– Этот хлам работает?
– Что?.. – Он тут же понял, о чем она, и ощутил новую вспышку вины. Она знала о текст-процессоре, конечно же, знала. То, что он ВЫЧЕРКНУЛ Сета, никак не повлияло на Роджера и судьбу его семьи. – Э-э... Нет. Не работает.
Она удовлетворенно кивнула.
– Этот твой племянник... Вечно голова в облаках. Весь в тебя, Ричард. Если бы ты не был таким тихоней, я бы, может быть, подумала, что это твоя работа пятнадцатилетней давности. – Она рассмеялась неожиданно громко – типичный смех стареющей циничной опошлившейся бабы, – и он едва сдержался, чтобы не ударить ее. Затем на его губах возникла улыбка, тонкая и такая же белая и холодная, как морозильник, появившийся в этом мире вместо Сета.
– Я недолго, – повторил он. – Нужно кое-что записать.
– Почему бы тебе не написать рассказ, за который дадут Нобелевскую премию или еще что-нибудь в этом роде? – безразлично спросила она. Доски пола скрипели и прогибались под ней, когда она, колыхаясь, шла к лестнице. – Мы все еще должны за мои очки для чтения. И кроме того, просрочен платеж за «Бетамакс» [марка видеомагнитофона]. Когда ты, наконец, сделаешь хоть немного денег, черт побери?
– Я не знаю, Лина, – сказал Ричард. – Но сегодня у меня есть хорошая идея. Действительно хорошая.
Лина обернулась и посмотрела на него, собираясь сказать что-то саркастическое, что-нибудь вроде того, что хотя ни от одной его хорошей идеи еще никогда не было толка, она, мол, до сих пор его не бросила. Не сказала. Может быть, что-то в улыбке Ричарда остановило ее, и она молча пошла наверх. Ричард остался стоять, прислушиваясь к ее тяжелым шагам. По лбу катился пот. Он чувствовал одновременно и слабость, и какое-то возбуждение.
Потом Ричард повернулся и, выйдя из дома, двинулся к своему кабинету.
На этот раз процессор, как только он включил его, не стал гудеть или реветь, а хрипло прерывисто завыл. И почти сразу из корпуса дисплейного блока запахло горящей обмоткой трансформатора, а когда он нажал клавишу «EXECUTE», убирая с экрана поздравление, блок задымился.
«Времени осталось мало, – пронеслось у него в голове. – Нет... Времени просто не осталось. Джон знал это, и теперь я тоже знаю».
Нужно было что-то выбирать: либо вернуть Сета, нажав клавишу «ВСТАВИТЬ» (он не сомневался, что это можно сделать с такой же легкостью, как он сделал золотые монеты), либо завершить начатое.
Запах становился все сильнее, все тревожнее. Еще немного, и загорится мигающее слово «ПЕРЕГРУЗКА».
Он напечатал:
МОЯ ЖЕНА АДЕЛИНА МЕЙБЛ УОРРЕН ХАГСТРОМ.
Нажал клавишу «ВЫЧЕРКНУТЬ».
Напечатал:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ
И в верхнем правом углу экрана замигали слова:
ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА
«Я прошу тебя. Пожалуйста, дай мне закончить. Пожалуйста, пожалуйста...»
Дым, вьющийся из решетки видеоблока, стал совсем густым и серым. Ричард взглянул на ревущий процессор и увидел, что оттуда тоже валит дым, а за дымовой пеленой, где-то внутри, разгорается зловещее красное пятнышко
Огня.
«Волшебный шар», скажи, я буду здоров, богат и умен? Или я буду жить один и, может быть, покончу с собой от тоски? Есть ли у меня еще время?"
«Сейчас не знаю, задай этот вопрос позже».
Но «позже» уже не будет.
Ричард нажал «ВСТАВИТЬ», и весь экран, за исключением лихорадочно, отрывисто мелькающего теперь слова «ПЕРЕГРУЗКА», погас.
Он продолжал печатать:
КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
«Пожалуйста. Я прошу».
Он нажал «EXECUTE», и экран снова погас.
Казалось, целую вечность на экране светилось только слово «ПЕРЕГРУЗКА», мигавшее теперь так часто, что почти не пропадало, словно компьютер зациклился на одной этой команде. Внутри процессора что-то щелкало и шкворчало. Ричард застонал, но в этот момент из темноты экрана таинственно выплыли зеленые буквы:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
Ричард нажал «EXECUTE» дважды.
"Теперь, – подумал он, – я напечатаю:
«ВСЕ НЕПОЛАДКИ В ЭТОМ ТЕКСТ-ПРОЦЕССОРЕ БЫЛИ УСТРАНЕНЫ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК МИСТЕР НОРДХОФ ПРИВЕЗ ЕГО СЮДА». Или: «У МЕНЯ ЕСТЬ ИДЕИ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ НА ДВА ДЕСЯТКА БЕСТСЕЛЛЕРОВ». Или: «МОЯ СЕМЬЯ ВСЕГДА БУДЕТ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО». Или..."
Он ничего не напечатал. Пальцы его беспомощно повисли над клавиатурой, когда он почувствовал, в буквальном смысле почувствовал, как все его мыли застыли неподвижно, словно словно автомашины, затертые в самом худшем за всю историю существования двигателей внутреннего сгорания манхэттенском автомобильном заторе.
Неожиданно экран заполнился словами:
ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗ...
Что-то громко щелкнуло, и процессор взорвался. Из блока метнулось и тут же опало пламя. Ричард откинулся на стуле, закрыв лицо руками на случай, если взорвался дисплей, но экран просто погас.
Ричард продолжал сидеть, глядя в темную пустоту экрана.
«Сейчас не уверен, задай этот вопрос позже».
– Папа?
Он повернулся на стуле. Сердце его стучало так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
На пороге кабинета стоял Джон. Джон Хагстром. Лицо его осталось почти таким же, хотя какое-то чуть заметное отличие все же было. Может быть, подумал Ричард, разница в отцовстве. А может, в глазах Джона просто нет этого настороженного выражения, усиливаемого очками с толстыми стеклами. (Ричард заметил, что вместо уродливых очков в штампованной пластиковой оправе, которые Роджер всегда покупал ему, потому что они стоили на 15 долларов дешевле, Джон носил теперь другие – с изящными тонкими дужками.)
А может быть, дело еще проще: он перестал выглядеть обреченно.
– Джон? – хрипло спросил он, успев подумать: неужели ему нужно было что-то еще? Было? Глупо, но он хотел тогда чего-то еще. Видимо, людям всегда что-то нужно. – Джон? Это ты?
– А кто же еще? – Сын мотнул головой в сторону текст-процессора. – Тебя не поранило, когда эта штука отправилась в свой компьютерный рай, нет?
– Нет. Все в порядке.
Джон кивнул.
– Жаль, что он так и не заработал. Не знаю, что на меня нашло, когда я монтировал его из этого хлама. – Он покачал головой. – Честное слово, не знаю. Словно меня что-то заставило. Ерунда какая-то.
– Может быть, – сказал Ричард, встав и обняв сына за плечи, – в следующий раз у тебя получится лучше.
– Может. А может, я попробую что-нибудь другое.
– Тоже неплохо.
– Мама сказала, что приготовила тебе какао, если хочешь.
– Хочу, – сказал Ричард, и они вдвоем направились к дому, в который никто никогда не приносил замороженную индейку, выигранную в бинго. – Чашечка какао будет сейчас в самый раз.
– Завтра я разберу его, вытащу оттуда все, что может пригодиться, а остальное отвезу на свалку, – сказал Джон.
Ричард кивнул.
– Мы вычеркнем его из нашей жизни, – сказал он. И, дружно рассмеявшись, они вошли в дом, где уже пахло горячим какао.
ВОССТАВШИЙ КАИН
С залитой майским солнцем улицы Гэриш шагнул в полумрак общежитского холла; глаза его не сразу приспособились к смене освещения, и бородатый Гарри показался призраком, бестелесным голосом:
– Вот сука, а?! Ты представляешь, что это за сука?!
– Да, – произнес Гэриш, – это было действительно сильно. Теперь он мог разглядеть бородатого: тот чесал угреватый лоб, на носу и щеках поблескивали капельки пота. На нем были сандалеты и рубашка со значком, оповещавшим мир, что Хоуди Дуди – извращенец. Бородатый ощерился, выставив неровные желтые зубы:
– Ну, я должен был спихнуть этот экзамен еще в январе. И все время говорил себе, что я должен это сделать, и как можно быстрее. А потом еще одна переэкзаменовка – ну, думаю, все. Плохи мои дела. Я думал, что вылечу, ей-богу!
Комендантша стояла в углу, у почтовых ящиков. Необычайно высокая, чем-то неуловимо напоминающая Рудольфа Валентине. Одной рукой она пыталась запихать на место спадающую бретель бюстгальтера, другой прикалывала к стенду какую-то очередную ведомость.
