Нелла Тихомир - Призрак гнева

Сигурд встал около него. Слуги подвели теленка. Ярл взял бронзовый изогнутый нож и протянул конунгу. Тот даже не взглянул. Он смотрел на Тора, смотрел пристально, задумчиво, в упор, словно чего-то ждал. Сигурд сдвинул брови и, взяв руку конунга, силой вложил в нее нож.

Торгрим вздрогнул и уставился на нож в своей ладони. Перевел глаза на Сигурда. Потом — опять на нож. Поднял голову. Перед ним был алтарь, на котором лежали его мертвые дети.

Он словно лишь теперь их и увидел. Застонал. Нож выпал, ударившись о пол. Теленок фыркнул и рванулся в сторону, слуга едва удержал веревку.

Но конунг ничего этого не замечал. Его глаза остановились. Он все смотрел, смотрел на них… Потянулся рукой к своей груди, дернул ворот, словно то была петля, накинутая ему на горло. Снова застонал, рванул рубаху, и ткань разодралась. Конунг рухнул на колени.

— Боги… — сказал он. — Боги…

Он ухватился за алтарь, прильнул к нему и обнял, как живое существо. Пальцы вцепились в камень. Конунг и сам сделался, как камень. Он, казалось, перестал дышать.

Люди в капище задвигались, заплакали, принялись сморкаться…

Подняв нож, Сигурд произнес:

— Што же, родичи. Стало быть, жертву я принесу.

Он сделал знак слуге, и тот принес бронзовую чашу. Другой слуга подтащил упиравшегося теленка. Сигурд, навалившись, запрокинул животному голову, поднял руку, в которой блеснул нож. Теленок замычал, раздувая бархатные ноздри.

— Великие боги, — сказал Сигурд. — Лучших своих мы отдаем вам нынче. Самых молодых, сильных и красивых, чистых, без порока. Примите их. Дайте им долгую жизнь в своем царстве, которую мы не смогли дать им на земле. И ты, великий Тор! — возвысил голос Сигруд. — Ты мудр и справедлив. Возьми наших детей, ведь они — и твои дети, как все мы. Заступись за них перед Царем Богов, потому што ты все видишь. Ты все знаешь, ты милосердный. Мы тебя просим. Будь им заступником заместо нас. Там, где мы не можем за них заступиться.

Мелькнул нож. Теленок замычал, забился. Слуга подставил чашу, и кровь струей ударила о дно. Людей окатило черными брызгами.

Наполнив чашу до краев, ярл выпрямился, шагнул к статуе Тора.

— Прими, великий бог, — промолвил он. — Прими это за наших детей. И если есть на них грехи, пускай они отмоются вот этой кровью.

Сигурд вылил кровь на камень возле статуи. Поклонился Тору в ноги. Поклонился остальным богам. Повернулся к замершей толпе и поклонился ей. Шагнул к алтарю.

— Ну, будем прощаться, родичи, — выговорил Сигурд. — Да не плачьте, боги справедливы. Они им лучшую жизнь дадут, я в это верю.

Сигурд поцеловал Асу в лоб, потом поцеловал Видара. Поманил к себе Уллу:

— Поди, доча, поди сюда.

Улла подошла, бледная и прямая, с высоко поднятой головой. Взгляд скользнул по брату и сестре — и в ней вдруг что-то словно надломилось. Она уцепилась за алтарь, затряслась, будто старуха, и упала бы на мертвых, если бы Сигурд ее не подхватил.

— Тише… што ты, доченька, — Сигурд отыскал глазами Брана. Кивнул. Тот подошел, принял Уллу у Сигурда из рук. Она была в полуобмороке. Бран отнес ее в угол, усадил на свой плащ, а сам сел рядом.

К алтарю тянулись люди. Сигурд стоял поблизости, и Бран видел, как он пару раз вытер рукавом лицо.

Все кончилось лишь в сумерки. Люди разошлись, в святилище остались конунг, Сигурд, Эйвинд да Бран с Уллой. На стенах горели факелы. Аса и Видар, лежавшие на алтаре, казались высеченными из камня.

— Давай, родич, — Сигурд подошел к конунгу. — Идем домой.

Тот не ответил. Сигурд потормошил его за плечо и попытался оторвать от алтаря.

— Будя, Торгрим, — молвил ярл, — угомонись. Вставай, брат. Идем.

Конунг шевельнулся, и Сигурд помог ему сесть. Конунг смотрел на свои руки, на окостеневшие, сведенные судорогой пальцы.

— Эйвинд, сынок… — начал Сигурд, но конунг перебил.

— Сигурд, — сказал он. — Клянусь перед богами, я с ней не спал. Я не спал со своей дочерью. Никогда, Сигурд. Никогда.

Ярл молчал.

— Это правда, меня видели в сарае. Но не с ней. Не она это была. Не она, Сигурд, понимаешь?! Не она, клянусь… Я был с…

— Тише, родич, люди тут.

Но конунг будто не услышал:

— Это была Халльгерд. Халльгерд Золотые Косы, Бьярни Серого Копья жена. С ней я был, понимаешь? Богами клянусь, Сигурд, с ней я был, не с дочкой. Я бы никогда…

Сигурд хмуро огляделся. Эйвинд прикусил губу.

— Ох, брат, — Сигурд покачал головой. — Што же ты, а? Што ж ты наделал-то, а? Неужто ты с сыном поговорить не мог? Ну, сказал бы ему… што же так-то…

Конунг отвернулся.

— А он этого хотел? — ответил он. — Ему это было нужно? А он — он со мной когда-нибудь говорил? Он же ненавидит… ненавидел меня. Он ничего не желал слышать. Он хотел только моей смерти. Моей — и сестриной.

— Он сестру не убивал, — выговорил Сигурд. Конунг вскинул голову, и ярл повторил:

— Он ее не убивал. Он поклялся перед смертью. Просил, штоб я тебе сказал. Ну, вот я и сказал. Видар не хотел, штобы ты о нем плохое думал… брат. Эх, да што ж теперь, сделанного не воротишь.

Конунг закрыл глаза. На его шее вздулись вены, брови задрожали. Сигурд молчал, и конунг тоже.

Улла вдруг вскочила и схватила топор, стоявший в углу, возле груды просмоленных деревяшек. Кинулась к статуе Тора. Размахнулась — и ударила истукана топором, только щепки брызнули, ударила раз, другой и третий. Еще и еще. Дерево загудело. Улла вскрикнула, ее качнуло, топор едва не вырвался из рук. Она снова размахнулась — и снова хватила бога топором. С воплем. Изо всех сил. Как будто это был враг, от смерти которого зависела ее жизнь.

Бран и Эйвинд бросились к ней. Бран схватил девушку в охапку, Эйвинд отнял у нее топор. Она билась в их руках. Сигурд подошел, обнял ее, и она затихла. Ярл закутал Уллу в плащ.

— Мы уходим, родич, — обратился Сигурд к конунгу. — Где наш дом, тебе ведомо. Коли решишь прийти — приходи, милости просим.

Сигурд исчез за дверью. Эйвинд и Бран двинулись за ним.

Конунг молча закрыл лицо руками.

Глава 17

Дэвайн ждал Брана в старой кузнице.

— Ну? Закончилось? — спросил он, когда тот вошел.

Бран кивнул. Подсел к огню. Несколько минут они молчали.

— Жаль, что они меня встретили, — промолвил Дэвайн.

— Кто?

— Видар и его товарищи.

— Почему? — Бран поднял голову.

— Я бы и сам доехал, а так… они бы не вернулись, и парень бы остался жив.

— Он все равно когда-нибудь сюда возвратился бы.

— Когда-нибудь — конечно. Но к тому времени, глядишь, все бы улеглось. И не случилось бы такого.