Анджей Ваевский - Сноходец

— Четырнадцать? И столько страсти… Она в этом году заканчивает восемь классов?

— В следующем.

— Поторопите их, пускай сдает экстерном. Новая школа на последнем году обучения ей ни к чему.

— Игорь Александрович? — Галина Михайловна не стала озвучивать вопрос, ограничившись лишь интонацией в голосе.

— Да, я заберу ее после ваших гастролей по Корее.

У нее дрожали руки. Дрожали ноги, ресницы, слезы на ресницах. Она стояла и смотрела на двух людей, которые, не обращая внимания на ее присутствие, в спокойном разговоре решали ее судьбу. Но она была счастлива оттого, что мечты сбываются. Попасть в труппу Игоря Моисеева — попасть на Олимп танцев. Там конкурс — все девочки Советского Союза на одно место. Это был миг ее триумфа, признание ее таланта и желания танцевать. В ритме сердца.

А перед этим разговором был тот самый танец, во время которого ее заметили. Сценическая постановка цыганского танца с одной сольной женской партией и четырьмя мужскими. Вот только за двадцать минут до выхода на сцену Яринка сидела в кулисах и натурально выла: нервы не выдержали, отразившись острой зубной болью. Бежать к врачу не было времени, лекарства не помогут.

— Черт, мелкая, завалишь же! — Сергей "Сефа" бился головой об стену, понимая, что провалят смотр.

— Не завалит, держи, — Игорь протянул Яринке бутылку коньяка. Та без раздумий выдула четверть бутылки, не обратив внимания, как округлились глаза ее партнеров.

— С ума сошла?! А пополоскать больной зуб и выплюнуть слабо?!

Яринка виновато пожала плечами и, услышав объявление их номера, вышла на сцену как ни в чем не бывало. Зуб больше не тревожил. Опьяненная вдвойне, азартом зажигательного цыганского танца и коньяком, девочка выложилась на полную, отдавшись ритму танца до последнего вздоха.

Март прошел в горячке зачетов и экзаменов. До этого январь и февраль прошли в бешеном прогоне школьной программы. Руководство маленькой провинциальной школы всерьез побаивалось партийного давления из самой Москвы, поэтому препон не ставили, на многое закрывая глаза. Аттестат за восемь классов был выдан с двумя четверками. Остальные — пятерки. Все же классная руководительница, преподавательница немецкого, решила подпортить девочке оценку из-за личных отношений. Физрук пошел по ее стопам, хотя смеялись многие, поскольку девочка в прекрасной форме, и школьные зачеты и рядом не стояли с теми нагрузками, через которые она проходила, занимаясь танцами. Несмотря на две злосчастные четверки, вперели маячило прекрасное будущее, посвященное любимому делу. Яринка ликовала. Как оказалось, слишком рано и напрасно.

Очередной скандал родителей вывел Яринку из равновесия. Не имея желания больше находиться в этом бедламе, она вышла из дома и побрела по направлению к школе, где мог на стадионе находиться брат. Только до школы не дошла, упав на полпути. Встать не смогла, поэтому уселась посреди тротуара, размышляя, что ей теперь делать.

— Эй, Ир, ты чего сидишь? — Юрка-сосед подъехал на велосипеде. Видать, направлялся домой.

— Встать не могу, кажется, ногу подвернула. Юр, отвези меня домой.

— Не вопрос, садись.

— Дурак, говорю же, встать не могу.

С горем пополам Юрка усадил девочку на багажник велосипеда и покатил его по дороге.

— А я тебя ищу. Где пропала? — брат вышел навстречу, когда Яринка с Юркой свернули на родную улицу.

— Да вот… нога, кажется. Не могу идти, — пожаловалась девочка.

— Ладно, разберемся. Сильно болит?

— Не болит.

— Ладно. Спасибо, Юр, дальше я сам.

Нести на руках сорок пять килограмм живого балетного веса для крепкого парня под два метра ростом — сущий пустяк. Так он и внес ее в дом. При осмотре ног не оказалось никаких отеков, указывающих на ушиб. Разве что ссадины и царапины, которые получила при падении. На следующий день Яринка попыталась встать с кровати и рухнула еще раз. Ноги отказались слушаться. Вызвали врача.

Болезнь Шляттера. Для кого-то это простой диагноз, последствия устраняются быстро, болезнь отступает, и человек снова может ходить. Но для танцора это приговор. Особенно, если в острой форме, а у Яринки оказалась именно острая. Во время временного паралича она не чувствовала боли, но после боль пришла, на всю жизнь оставшись в коленях. Это был крест на танцах. Если на врожденный порок сердца руководство ансамбля еще могло закрыть глаза, поскольку прецедентов не было, то с таким диагнозом, как болезнь Шляттера, на сцену никого не выпустят. Это был конец.

— Ты понимаешь, что я не могу! Не могу! Меня посадят! — Виктория Анатольевна сидела в раздевалке и, не пряча слезы, пила водку. Стаканами и без закуски. Неизвестно, по кому больше ударило то, что Яринка больше не сможет танцевать. На просьбы дать шанс хореограф лишь наливала очередную дозу. Она была бессильна что-либо сделать и помочь девочке.

Яринка скрутила волосы в тугой узел на затылке и украсила его бутафорской ярко-алой розой. Девочка уселась перед зеркалом и принялась тяжелый сценический грим.

— Что ты задумала?

— Я ведь имею право на последний танец?

— Да.

Выровнять цвет лица, потому что софиты. Четкая черная подводка вокруг глаз и тонна туши на ресницы, потому что опять же — софиты, в их свете не видно лица, если макияж слишком легкий или отсутствует. Ярко-красный контур губ. И не сметь плакать, иначе потечет весь этот грим, грязными потёками размазываясь по лицу. Только не сегодня. Сегодня она будет красивой. Сегодня она возьмет в примерочной платье, сшитое для гастролей по Корее, куда она не поедет. Сегодня на ажурные чулки спустятся волны оборок шелкового платья. Сегодня ремешки сценических туфель последний раз будут застегнуты на щиколотках.

Сегодня она станцует Кармен. Такую долгожданную Кармен-сюиту в постановке Игоря Моисеева. Она так мечтала это станцевать, дерзким росчерком оборок юбки разбивая сердца.

Такие знакомые кулисы сцены Дворца культуры маленького провинциального городка. И каждый знает, где включаются софиты, рампа. Нет, сегодня только рампа, никаких юпитеров. Открыть кулисы. Стать на средине сцены, всматриваясь в последний раз в дощатый пол, на который больше не выйти.

Подними голову, Кармен. Никто не увидит сегодня твоих слез. Гордая, высокомерная. Ты не уступишь судьбе, даже если через миг умрешь.

Так подними голову, зритель должен видеть твое лицо. Или ты забыла, что самое главное в танце — это лицо? И посмотри в этот зал так, чтобы он запомнил твой последний танец.

Выше подбородок. Вскинуть руки — взмахнуть лебедиными крылами. Шаг. Каблук. Еще шаг. Тебе не нужна музыка, ты сама себе музыка. Из мелодичного фанданго взрываясь дробью пасадобля. Ты не успела выучить этот танец. Тогда роди его на сцене. Здесь и сейчас.