Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк

– Хелло, – сказал я, постаравшись изобразить максимально вежливую улыбку, но губы предательски запрыгали. – Я турист из России. Мне очень понравился Израиль. Израиль – о кей! Андестенд? Вы говорите по-русски? Do you speak English?

Проповедник внимательно посмотрел на меня, будто старался проникнуть внутрь, сквозь мой череп, в подкорку, прямо туда, где кишит тараканами мой бедный мозг. Странные у него всё-таки были глаза: абсолютно прозрачные, как морская волна, и столь же изменчивые, отливавшие всем спектром синевы, от незамутнённого бледно-голубого до штормового иссиня-чёрного. И в самой их глубине таился свет, сейчас приглушённый, едва уловимый, но секунду назад ослепивший меня …

Бред. Болезненные галлюцинации.

Поднял руку и коснулся моего лба… Что чувствуешь, когда бросаешься из парной в ледяную полынью? Озноб или жар? Холодный огонь, или огненный лёд? Он прошил меня насквозь, от темечка до кончиков ногтей на подламывающихся ногах, словно до моего бедного лба дотронулись куском оголённого провода под напряжением. Я отшатнулся, невольно хватаясь за голову, инстинктивно заслонясь от этого странного человека. Но в следующий момент я ощутил невероятную лёгкость в голове, будто некий механизм моего мозга почистили и промазали.

– Не бойся, – сказал этот странный парень, улыбнувшись так же мягко и приветливо. – Тебя никто не обидит. Кто ты? Откуда? Что привело тебя сюда?

Он говорит по-русски! Ну дела! Никогда не думал, что самое большое счастье – встретить человека, говорящего по-русски! Как я прежде не понимал этого?! Мой страх улетучился. Я готов был расцеловать проповедника, будь он трижды шарлатаном и международным преступником!

– Он не понимает нас, учитель, – сказала Магдалин.

Стоп. Дёрнувшись всем телом, вздрогнув всем моим существом, я развернулся к ней. Как я понял, что она сказала? Она же не говорит по-русски. Или говорит?! Тогда почему скрывала? Нет, она точно говорит не по-русски, но откуда, каким образом я догадался, нет, узнал, что она произнесла именно это?! Что «равви» здесь означает «учитель»? И на каком языке?

– Как вы это сделали? – прошептал я и снова осёкся с выпученными глазами и перекошенным ртом. Я произнёс эту фразу не по– нашему. На каком-то чужом, незнакомом языке. Но я не мог понять, как это случилось. Клянусь, я не подбирал ни единого слова по причине их абсолютного незнания. Но, стоило мне раскрыть рот, как они пришли сами собой, из недр мозга, как приходят слова родного языка, когда мы хотим их произнести. Автоматически, без запинки, слетели с губ, как слетают осенью с деревьев пожелтевшие листья, потому что пришёл их черёд.

– Что сделал? – переспросил он.

– Я не говорю…

– Ты говоришь, – возразил проповедник мягко, спокойно, даже буднично, словно это обычное дело, когда человек вдруг свободно заговорил на абсолютно незнакомом прежде языке. Ничего особенного.

– Но как вы это сделали?

– Я ничего не делал, – улыбнулся проповедник. – Люди всегда могут понять друг друга. Просто иногда забывают об этом. А я помогаю вспомнить, вот и всё.

– Но я никогда не учил этот язык, – возразил я. – До приезда сюда я и понятия не имел, как он вообще звучит… Я и теперь…

– Давно ты здесь? – Прервал он меня.

– С сегодняшнего утра. – Сказал я и снова похолодел, враз припомнив все события сумасшедшего дня.

– Значит, ты способный ученик. Чем я могу тебе помочь?

– Я хочу вернуться домой! – выпалил я.

– Хорошо, – кивнул он, – и где твой дом?

– В Москве.

Рыжеватые брови приподнялись, обозначив сетку продольных морщинок на лбу проповедника. Глаза же несколько округлились и немного посветлели. В жизни не видел более странных глаз. Может, линзы особенные?

– Я тебя не совсем понимаю, – сказал он с вежливой прохладцей. – Объясни подробнее. Что случилось? Как ты здесь оказался? Отстал от торгового каравана?

Я невольно оглянулся на стоящих поодаль людей, видимо, из его компании, заинтригованно вытянувших шеи и распахнувших уши.

– Оставьте нас. – Недовольно поморщился парень и махнул им рукой, мол, погуляйте. – Ступайте, я скоро приду.

Ребята оказались послушные и, хоть не выразили особой радости, но удалились.

– Я тебя слушаю, – сказал он, опускаясь прямо на землю, и жестом предложил мне сделать то же самое.

Я плюхнулся рядом. Наколол задницу о какой-то сучок, не сдержавшись, помянул чью-то маму, спохватившись, извинился, и путано, сбиваясь, боясь в любой момент быть прерванным, принялся рассказывать обо всех своих злоключениях, начиная с момента вступления на Землю обетованную, опуская лишь мелкие детали, к делу не относящиеся. И за это время настолько неуловимо менялся облик моего слушателя, что иногда мне казалось, будто он внимательно фиксирует каждое мой слово, а иногда – что не слышит меня вообще, думает о чём-то своём. Но я не сумел бы обосновать свои ощущения, поскольку в целом чуть заострённое лицо его оставалось ровным, статичным, беспристрастным и слегка отрешённым. Лицом идеального слушателя или судьи, тщательно раскладывавшего по полочкам факты, на основании которых прозвучит окончательный приговор.

Когда же я добрался до конца, то чувствовал так, будто заново прожил этот безумный день. Не осталось ни сил, ни эмоций. Мой бедный мозг тихонько угасал, как уставшая лампочка, и работал теперь вполнакала, а ватное отупление взяло его под защиту. Когда я закончил речь, на некоторое время установилась такая же ватная тишина. Даже цикады орать перестали, словно дивились услышанному и старательно его обдумывали. Какая-то толстая чёрная птица с шумом сорвалась с ветки, едва не задев меня по носу своим крылом. Я вздрогнул от неожиданности, отмахнулся, невольно чертыхнувшись. Мой собеседник строго сдвинул брови, погрозил пальцем.

– Больше так не говори.

«Вот только душеспасительных бесед мне и не хватало …» – подумал я с тоской.

Он посмотрел на меня так, словно прочёл мои мысли. Мне снова сделалось не по себе. Я вдруг испугался, что этот странный человек обидится, поднимется и уйдёт, оставив меня одного в моём прогрессирующем помешательстве.

– Извините, – промямлил я, тормоша ворот нелепого одеяния. – Просто мне очень страшно. Я где-то слышал о таком: человек получает удар по голове и сходит с ума. Мне кажется, будто я заблудился во времени и пространстве, что я в странном невозможном мире… Мой настоящий, реальный, где-то рядом, я это чувствую. Я хочу протянуть руку и нащупать его, но не могу… Может быть, вы мне тоже только кажетесь? Нет, вы существуете… Наверное, вы врач, да? Вы носите белый халат и шапочку, и сидим мы в палате какой-нибудь иерусалимской больницы, где всё вокруг напичкано электроникой… Но я этого не вижу… Я хочу вырваться из моего безумия, хочу назад в свой родной двадцатый век, к машинам, пароходам, самолётам, компьютерам… Я верю, что вы – хороший врач. Вы мне поможете?