Джим Батчер - Перемены

Чего, впрочем, не могло быть никак: на помосте рядом с Кристосом, недавно избранным в старейшины чародеем, стоял вампир. Кристос с улыбкой говорил что-то, обращаясь к собравшимся. Остальные члены Совета Старейшин в форменных черных мантиях с алыми накидками, все как один с низко опущенными на лицо капюшонами, внимательно слушали его слова.

— …еще один пример того, как мы должны смотреть в будущее — с глазами и сердцами, открытыми для перемен, — говорил Кристос. Оратор из него был отменный: сильный, ровный баритон разносился по всему огромному залу. Он вещал на латыни, официальном языке Совета; мне кажется, это само по себе уже многое говорит о царящих у нас нравах. — Человечество начинает выходить из эпохи безрассудных войн и насилия, учится мирному сосуществованию с соседями и совместному решению проблем без кровопролития. — Он доброжелательно улыбнулся. Кристос — высокий, худощавый мужчина с пышной гривой начинающих седеть волос, черной бородой и пронзительным взглядом темных глаз. Мантию он распахнул — наверняка, чтобы похвастаться надетым под нее дорогим деловым костюмом.

— Именно по этой причине я добился телефонных переговоров с Красным Королем, — продолжал он. Слово «телефонных» он произнес по-английски, поскольку подходящего термина в латыни нет. Это вызвало неодобрительную реакцию собравшихся чародеев: такое у нас не приветствуется. — И, переговорив с ним, удостоверился в том, что и он поддерживает безусловный, заверенный соответствующей взаимной договоренностью, взаимоприемлемый мир. Установление мира отвечает интересам всех вовлеченных в конфликт сторон, и именно в этой связи я рад представить вам, чародеям Белого Совета, графиню Красной Коллегии Арианну Ортега.

Несколько стоявших у самого помоста чародеев оживленно захлопали в ладони, и это понемногу распространилось на всю толпу, превратившись в вежливые аплодисменты.

Арианна с улыбкой поднялась на подиум.

Она была сногсшибательна. Говоря «сногсшибательна», я имею в виду не «самая красивая девушка в клубе». Я хочу сказать, она выглядела как настоящая богиня. Подробности здесь не важны. Высокая. Темноволосая. Кожа как молоко… или как полированная слоновая кость. Глаза синие как вечернее небо. Платье из красного шелка с волнительно глубоким вырезом. Самоцветы на шее, в ушах. Волосы она подколола высоко, и на шею падали только отдельные пряди. Даже глаза болели при взгляде на столь чистую красоту — ни дать, ни взять, Афина, вышедшая на вечернюю прогулку.

У меня ушло добрых пять, если не шесть секунд на то, чтобы осознать: под этой красотой таится то, что мне не нравится. Совсем не нравится. Даже соблазнительная внешность, сообразил я, — это оружие: такие твари способны в буквальном смысле слова сводить людей с ума, терзая их страстью. Ну, и потом, я-то знал, что красота эта чисто внешняя. Я знал, что таится внутри.

— Благодарю вас, чародей Кристос, — произнесла графиня. — Для меня большая честь находиться здесь в интересах установления мира между нашими народами и тем самым положить конец бессмысленному кровопролитию.

Группа скандирования принялась за работу, стоило Арианне сделать паузу. На сей раз они старались изо всех сил. Впрочем, отклик на их старания среди тех, кто стоял дальше от помоста, все равно не отличался особым энтузиазмом.

Я подождал, пока вежливые аплодисменты начнут стихать, и только тогда отпустил дверь. Она захлопнулась ровно в то мгновение, когда стихли последние хлопки, и Арианна открыла рот, чтобы продолжать.

Почти тысяча лиц повернулась в мою сторону.

Воцарилась тишина. Я вдруг услышал журчание фонтана и щебетание птиц.

Я посмотрел на Арианну в упор.

— Мне нужна девочка, вампир, — отчетливо произнес я.

Мгновение она смотрела на меня с вежливым спокойствием. Потом на лице ее проступила тень улыбки, что выглядело — по крайней мере для меня — несколько издевательски. От этого кровь в моих жилах вскипела, и я до хруста в суставах стиснул посох.

— Чародей Дрезден! — возмущенно вскинулся Кристос. — Сейчас не время и не место для ваших поджигательских бредней.

Его властность произвела на меня столь сильное впечатление, что я повысил голос.

— Верни ребенка, которого ты похитила у родителей, Арианна Ортега, воровка, или давай встретимся лицом к лицу согласно дуэльному кодексу.

По толпе собравшихся в зале чародеев пробежал ропот, и в наступившей тишине он казался раскатом грома.

— Чародей Дрезден! — возопил разъяренный Кристос. — Это посол народа, подписавшего Неписаный Договор, и ей гарантирован свободный проход, тем более что она находится здесь с миссией мира. Это возмутительно! — Он огляделся по сторонам и ткнул пальцем в группу людей в серых плащах, стоявших не так далеко от меня. — Стражи! Выведите этого человека из покоев!

Я покосился в их сторону. Стражи старой закалки, круче крутых, и все они меня, скажем так, недолюбливали. На меня смотрели шесть пар глаз, и доброты с милосердием в них виднелось не больше, чем в дуле пистолета.

Я услышал, как поперхнулась Молли.

Я посмотрел на них пристальнее.

— Вы действительно хотите этого, ребята? — спросил я у них по-английски.

Должно быть, это получилось более угрожающе, чем мне казалось, потому что они остановились, переглядываясь.

Я снова повернулся к помосту.

— Ну, воровка? — спросил я у вампира.

Арианна повернулась к Кристосу и мягко, даже печально улыбнулась ему.

— Прошу прощения за это недоразумение, чародей Кристос. Я не знаю точно, о чем идет речь, но совершенно очевидно, чародей Дрезден полагает, что сильно пострадал от моих собратьев. Прошу, не забывайте, что вольно или невольно, его чувства в немалой степени способствовали развязыванию этой войны.

— Приношу вам свои извинения в связи с его возмутительным поведением, — отвечал чародей Кристос.

— Ничего страшного, — заверила его Арианна. — В конце концов, я тоже потеряла в этом конфликте близких. Контролировать свои эмоции в таких случаях всегда очень трудно — особенно тем, кто молод. Это одна из проблем, которые нам предстоит преодолеть, если мы хотим вырваться из порочного круга насилия между нашими народами. Ветераны этой войны пережили ужасные эмоциональные страдания, как вампиры, так и чародеи. Я не обижена ни словами, ни поступками чародея Дрездена, и не виню его ни в чем. — Она повернулась ко мне, и голос ее сделался прямо-таки сочувственным. — Искренне заверяю вас, чародей Дрезден, в том, что прекрасно понимаю, какую боль вы сейчас испытываете.

Мне пришлось приложить все силы, чтобы не вскинуть жезл и не выжечь с лица графини это фальшивое сочувствие. Я лишь покрепче сжал свое оружие, чтобы удостовериться в том, что мои руки не предпримут ничего, не посоветовавшись предварительно со мной.