Евгения Грановская - Иероглиф смерти
– Но это еще не самое странное, – продолжил судмедэксперт, явно наслаждаясь реакцией коллег. – Самое странное, что нить, которой был зашит рот нашей жертвы, не новая.
– Как не новая?
– Да так. Ее уже когда-то использовали. По назначению.
Полковник Жук сдвинул брови.
– Семен Иванович, вы хотите сказать, что эту нить…
– Уже пускали в дело, – повторил судмедэксперт. – А потом вынули из зашитой плоти покойника и использовали снова.
– Ужас, – тихо проговорил молчавший до сих пор Стас Данилов. – Кто мог такое сделать? Какой-нибудь бывший патологоанатом?
– Почему обязательно бывший? Да и совсем не обязательно, что патологоанатом. Нить мог вынуть любой, кто имел доступ к телу. Вот только тело это мы, боюсь, найти не сможем.
– Когда, примерно, эту нить использовали в первый раз? – спросил Волохов.
– Думаю, не меньше года назад, – ответил Лаврененков.
– Чем дальше в лес, тем злее комары, – проворчал Волохов.
Полковник взглянул на Любимову.
– Мария Александровна, а вы что скажете?
Кроткие и любезные интонации голоса, выражение лица и глаз, которыми он прикрывал свое бессердечие, – все было на месте.
– Думаю, это не случайность, Андрей Сергеевич, – сказала Маша.
– Ясен перец, не случайность, – горячо проговорил Волохов. – Этот гад не только маньяк-убийца, но еще и некрофил.
– Думаю, делать такие выводы преждевременно.
– Тогда предложи другой вариант, раз такая умная.
– Возможно, мы столкнулись с ритуальным убийством. А если так, то каждая мелочь тут имеет символическое значение. Нить, которая была использована вторично, может служить символическим мостом между смертью одного человека и смертью другого. К тому же эта нить может иметь сакральный смысл. В глазах убийцы она как бы «освящена» смертью, поскольку прибыла к нам из загробного царства.
– Маш, по-моему, ты увлеклась, – сказал Волохов. – Мы тут говорим об убийстве девушки, а не обсуждаем суеверия наших предков.
Полковник Жук вздохнул, отвел взгляд от Марии и сказал:
– Да уж. Давайте-ка обсудим процедурные вопросы. Как вы уже знаете, следователем по этому делу назначен присутствующий здесь Юрий Михайлович Пожидаев…
Двадцать минут спустя, когда Мария шагала по коридору, потирая на ходу покалеченное плечо, Пожидаев нагнал ее и пошел рядом.
– Мария Александровна, – заговорил он недовольным голосом, – я еще раз хочу тебя попросить: не мудри.
– Что вы имеете в виду? – холодно уточнила Мария, не поворачивая в его сторону головы.
– Ты знаешь что. – Пожидаев сделал страдальческое лицо. – Маш, у меня на шее восемь дел. По двум из них я должен отчитаться через три дня. Работы – невпроворот. Поэтому прошу тебя: ищи простые решения и не усложняй.
– Мир сложен, – возразила Любимова. – Люди – сложны. Я привыкла строить свои версии исходя из этого правила. И для вас, как приверженца простых решений и методов, я не собираюсь делать исключение. Всего доброго, Юрий Михайлович.
Мария ускорила шаг. Следователь остановился, посмотрел ей в спину и тихо обронил:
– Ну и зря.
3
Стас Данилов взял чашку Марии, отхлебнул глоток и сморщился:
– Ну и гадость. Марусь, у тебя глаза от такого крепкого кофе не вылезают?
– Сам скажи, тебе со стороны виднее. – Маша забрала у него чашку.
– Переходи на зеленый чай, – посоветовал Стас. – Он прекрасно тонизирует и не портит цвет лица. И кофеина в нем мало.
– Помешался ты на своем зеленом чае, – проворчал Волохов. – Скоро у тебя от этих восточных дел разрез глаз изменится.
– Наш мир – всего лишь иллюзия, Толя, – философски изрек Данилов. – Когда-нибудь ты тоже это осознаешь.
– Вот интересно: если я тебя сейчас кулаком по лбу стукну – это тоже будет иллюзия?
– Не будь здесь дамы, я бы тебе ответил.
– Не будь здесь дамы, я бы тебе стукнул.
– Мальчики, я не дама, я мент, – возразила Маша, поднося к губам чашку. – А мент – всегда мент, какую форму на него ни натяни.
– Глубокомысленное изречение, – заметил Стас. – И что за мудрец тебе такое сказал?
– Один продавец бутербродов, который стал художником.
Данилов ухмыльнулся:
– Ну, продавцу бутербродов сам бог велел. Сколько труда и таланта надо вложить в то, чтобы украсить бутерброд. Намазать на него творожный сыр, выложить сверху мозаику из рубленой зелени. А потом еще разложить розочки из соленой семги.
– Точно, – подтвердил Волохов. – Шекспир отдыхает!
Данилов посмотрел на него насмешливым взглядом и сказал:
– Толя, Шекспир был поэтом, а не художником.
– Да ну? А поэт – это, по-твоему, кто?
– Кто?
Волохов задрал указательный палец и назидательно произнес:
– Художник слова – вот кто!
Мария глянула на циферблат наручных часов.
– Толя, опроси, пожалуйста, коллег Ирины Романенко по ее последнему месту работы.
Волохов посмотрел на нее серьезным взглядом и кивнул:
– Сделаю.
– И на прежней работе тоже.
– Это уже смахивает на безжалостную эксплуатацию. Пусть Стасик этим займется.
– Я не могу, – сказал Данилов. – У меня через два дня истекает срок предварительного следствия по делу о поджигателях автомобилей. Работы невпроворот.
Волохов вздохнул:
– Так я и думал, что отмажется. Буддисты все хитрые. Потому что они совесть вместе с реальностью отменили. Ладно, так и быть, съезжу. Надеюсь, вуз, в котором она училась, ты на меня не повесишь?
– Нет, этим я займусь сама.
У Стаса пискнул мобильник. Он взял трубку со стола, посмотрел на дисплей и вздохнул:
– Мне пора.
– Я тоже поеду, – сказал Толя Волохов. – Маш, ты с нами?
Любимова покачала головой:
– Нет, я выпью еще чашку.
– Как знаешь. Удачи, истребительница кофеина!
Распрощавшись с мужчинами и дождавшись, пока они выйдут из кофейни, Маша достала из сумочки мобильный телефон. Нашла номер дилера Макса и нажала на кнопку вызова.
Гудок… Второй… А затем:
– Добрый вечер, Мария Александровна!
– Здравствуй, Макс. Я сейчас в кафе «Асторикс». Это на Бульварном кольце. Мы можем встретиться здесь?
– Да. Я бывал в этом месте.
– Когда тебя ждать?
– Минут через двадцать – двадцать пять.
– Хорошо. Мой столик в нише, за стеной.
Маша убрала телефон в сумку. Затем подозвала официантку и заказала еще одну чашку кофе, а к ней – два эклера с шоколадной начинкой. Иногда вкусная еда помогала отвлечься от боли в плече. Маша надеялась, что это сработает и сейчас.
Поедая эклер и запивая его кофе, Мария размышляла о мужчинах, с которыми сводила ее судьба. Первый был самовлюбленным и хвастливым кретином, который, едва выпрыгнув из постели, тут же рассказал всему курсу про их связь. Со всеми красноречивыми подробностями. Мария тогда прилюдно влепила болтуну пощечину и с удовольствием наблюдала, как его физиономия сделалась малиновой, губы затряслись, а в глазах появились боль, страх и испуг вперемешку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});