Стивен Кинг - Девочка, которая любила Тома Гордона

Триша покачала головой, не зная, чем вызван ее вопрос. А теперь, сидя на сваленном дереве в сгущающихся июньских сумерках, она вздрогнула от сверкнувшей в голове мысли: неужели она спросила потому, что какая-то часть ее подсознания, способная заглянуть в будущее, знала о том, что должно произойти? Знала, решила, что без помощи Господа не обойтись, и выдала команду на этот столь необычный для Триши вопрос?

– Бог. – Ларри Макфарленд лизнул мороженое. – Бог, значит… Бог… – И глубоко задумался. Триша молча сидела по другую сторону пластмассового столика, смотрела на маленький двор (траву давно следовало скосить). Я скажу тебе, во что я верю, – наконец заговорил он. – Я верю в Неслышимого.

– В кого? – Триша вскинула глаза на отца, не уверенная, шутит он или нет. Вроде бы не шутил, говорил на полном серьезе.

– Неслышимого. Помнишь наш дом на Открытой улице?

Разумеется, она помнила дом на Открытой улице. В трех кварталах отсюда, около Линн-таун-лайн. Дом побольше этого, и двор побольше. Там отец всегда скашивал траву вовремя. Тогда она ездила в Сэнфорд, чтобы навестить дедушку и бабушку да на летние каникулы, и с Пепси Робишо общалась только летом. В кухне дома на Открытой улице не стоял запах пива, как в кухне этого маленького домика. Триша кивнула, потому что помнила очень даже хорошо.

– В том доме электрический обогрев. Ты помнишь, как гудели обогревательные блоки, даже когда они ничего не грели? Даже летом?

Триша покачала головой, а ее отец кивнул, словно и не ожидал другого ответа.

– Все потому, что ты к этому привыкла, – пояснил он. – Но, поверь мне на слово, Триша, они гудели всегда. Даже если в доме не стоят электрические обогревательные блоки, там слышны другие звуки. Холодильник включается и отключаются. Гудят трубы. Скрипит пол. С улицы доносится шум проезжающих автомобилей. Мы слышим все это постоянно, но большую часть времени не замечаем этих шумов. Они становятся… – И знаком он предложил ей закончить фразу, как проделывал это еще с тех пор, когда она, совсем маленькая, сидела у него на коленях и училась читать. Такой знакомый, добрый знак.

– Неслышимыми, – ответила она. Она не совсем понимала значение этого слова, но точно знала, чего он от нее ждал.

– Именно так. – И рука с мороженым резко пошла вниз, словно он хотел поставить жирный восклицательный знак. Пара капель мороженого упала на штанину, и Триша задалась вопросом, столько банок пива он выпил в этот день. – Именно так, сладенькая моя, неслышимыми. Я не верю, что Бог следит за полетом всех птичек в Австралии или всех насекомых в Индии, что Бог записывает все наши грехи в большую золотую книгу и судит нас после нашей смерти… Я не хочу верить в Бога, который по собственному образу и подобию создал людей, а потом отправил их гореть в аду, который также является его творением. Но я верю, что-то должно быть.

Он оглядел слишком уж высокую траву, качели, которые соорудил для сына и дочери (Пит их уже перерос, Триша, по правде говоря, тоже, но иногда качалась на них, чтобы доставить отцу удовольствие), две декоративные фигурки гномов (одна едва проглядывала сквозь сорняки), забор, который нуждался в покраске. Трише показалось, что отец как-то разом постарел. На его лице отражалось замешательство. Даже испуг (он словно заблудился в лесу, подумала Триша уже теперь, сидя на сваленном дереве, с рюкзаком между ног). Тогда же он кивнул и повернулся к ней.

– Да, что-то. Некая необъяснимая сила, которая стремится творить добро. Необъяснимая… ты знаешь, о чем я?

Триша кивнула, хотя и не знала наверняка, но не хотела, чтобы он растолковывал ей уже сказанное вместо того, чтобы продолжать. Она не хотела, чтобы он давал ей урок, во всяком случае сегодня. Сегодня она просто тянулась к новым знаниям, независимо от того, насколько усвоила пройденный материал.

– Я думаю, есть какая-то сила, которая не позволяет пьяным подросткам, большинству пьяных подростков, разбиться насмерть, когда они возвращаются домой после серьезного экзамена или первого в их жизни большого рок-концерта. Эта же сила предотвращает катастрофы большинства самолетов, на борту которых возникают неполадки. Не всех, но большинства. А тот факт, что после сорок пятого года никто не сбрасывал атомную бомбу на головы живых людей, прямо говорит, что нам кто-то или что-то помогает. Рано или поздно кто-нибудь сбросит, без этого не обойтись, но уже больше полувека… это огромный срок.

Он помолчал, глядя на карликовые деревца, едва проглядывающие сквозь сорняки.

– Есть что-то такое, что не дает большинству из нас умереть во сне. Не идеальный, любящий всех, всевидящий Бог, я не думаю, что есть доказательства Его существования, но некая сила.

– Неслышимый.

– Ты все поняла.

Она, конечно, поняла, но объяснение ей не понравилось. Все равно что получить письмо, как ты предполагаешь важное и интересное, но, вскрыв конверт, обнаружить, что начинается оно словами: «Дорогой квартирант…»

– А ты веришь во что-нибудь еще, папик?

– А как же. В смерть и налоги, и еще в то, что ты у меня – самая прекрасная девочка на всем свете.

– Па-пик. – Она радостно засмеялась, когда отец нежно обнял ее и поцеловал в макушку. Ей нравились прикосновения его рук и поцелуй, но не понравился запах пива изо рта.

Он отпустил ее, встал.

– Я также верю, что наступил пивной час. Хочешь чая со льдом?

– Нет, благодарю, – ответила Триша и тут же добавила, наверное, потому, что та часть ее подсознания, о которой упоминалось выше, хотела довести дело до конца: – Но все-таки, ты веришь во что-нибудь еще? Если серьезно.

Улыбка увяла, лицо отца стало серьезным. Он стоял, глубоко задумавшись (сейчас, сидя на сваленном дереве, Триша вспомнила, что ей это польстило. Как же, отец глубоко задумался над ее вопросом, то есть отнесся к ней как к равной), мороженое начало капать на руку. Потом он посмотрел на дочь, вновь заулыбался.

– Я верю, что твой любимчик Том Гордон спасет в этом сезоне сорок игр. Я верю, что на сегодня он лучший финишер в обеих профессиональных лигах. Поэтому, если он не получит травму, а у «Сокс» повысится результативность, он будет бросать мяч в играх Мировой серии[13], которые начнутся в октябре. Этого достаточно?

– Да-а-а-а! – крикнула Триша и рассмеялась, позабыв о серьезности своего вопроса… потому что Том Гордон действительно был ее любимчиком, и она любила своего отца за то, что он это знал и не злился, а, наоборот, поддерживал ее в этом. Она подбежала к нему и крепко обняла. В результате испачкала ему рубашку мороженым, но нисколько не огорчилась. Несколько капель «Санни трит» попали не по назначению? Какие пустяки.

И теперь, в сгущающихся сумерках, прислушиваясь к каплям воды, падающим с листьев, наблюдая, как деревья расплываются перед глазами, принимая странные, может, и угрожающие формы, в ожидании усиленных мегафоном человеческих голосов («ИДИ НА ЗВУК МОЕГО ГОЛОСА») или собачьего лая, Триша подумала: я не могу молиться Неслышимому. Не могла она молиться и Тому Гордону, это уж совсем нелепо, но… она могла послушать, как он будет бросать мяч в игре с «Янкиз»: радиостанция WCAS собиралась транслировать матч. Она, конечно, понимала, что батарейки надо беречь, но хоть немного-то послушать могла, не так ли? И как знать? Может, она услышит усиленные мегафоном голоса и собачий лай еще до окончания матча?