Игорь Денисов - Судья

— Скажи ей, чтоб заткнулась!

— Ты че, мужик? Она ж рожает!

Они спорят, все громче повышая голос, а Инна чувствует, что сейчас ее разорвет надвое. В сломанных ребрах вновь вспыхнула пульсирующая боль. Она кричит, зовет на помощь. Зовет Павла.

Таксист, выкручивая руль, орет:

— Господи, заткнется эта сука или нет?!

— Да человек ты или зверь?! — орет в ответ Федор. — Она же мать!

— Я не могу так ехать! Заткни ей пасть, или я ее высажу, на х…!

Федор, поглаживая Инну по волосам, уговаривает:

— Инночка, потише. Потерпи, маленькая, щас приедем.

Инна смотрит на него глазами, полными страдания. По щекам текут слезы. Она не может говорить, и только взглядом пытается сказать: «Я стараюсь. Но это невыносимо».

Новый приступ боли, и она снова кричит.

Таксист останавливает машину у бордюра. Вылезает из кабины, открывает заднюю дверцу:

— Вылазь! — орет он Инне в лицо, брызгая слюной. — Вылазь, дура е…нутая!

Инна стонет, она не слышит, не понимает, что ей кричат. Таксист хватает ее за руку, пытается выволочь из машины. Федор с криком: «Ты что делаешь, гнида?» — хватает Инну за другую руку. Каждый тянет Инну на себя. Побеждает водитель. Вытаскивает кричащую от боли Инну на улицу, толкает в дождь. Федор вылезает вслед за ней. Берет за руку.

— Пойдем, Инна, два квартала, и все, мы на месте.

— Э, за проезд кто будет платить! — кричит таксист.

Федор, оборачиваясь, достает из кармана два полтинника, швыряет бумажки на мокрый асфальт.

— На, подавись!

Они плетутся вдвоем, дождь хлещет их по щекам, по макушке, по шее, ледяными струями льется за шиворот. Федор поддерживает Инну, которая, стиснув зубы, держится за живот. То и дело ноги отказывают, и Федору приходится подхватывать ее. Прохожие, укрываясь под зонтами, спешат домой. Никто не предлагает помощь, всем плевать на них, люди стараются даже не смотреть в их сторону.

Вот и роддом — сквозь стену дождя горят желтым окна. В этом роддоме рожала Ира, но Инна, конечно же, этого не знала.

— Это еще что за чучело? — медсестра за стойкой регистратуры приемного покоя вытаращилась на Инну. Лицо Инны в синяках, смазанных зеленкой, мокрые волосы облепили череп — меньше всего она походит на богатую наследницу.

— Помогите мне, — плачет девушка, и все — медсестры, женщины в очереди, посетители — глядят на нее. — Помогите, пожалуйста!

— У вас есть свободные места? — спрашивает Федор.

— Документы! — требует медсестра. Инна мотает головой.

— Нет… у меня нет ничего… помогите, прошу…

— Куда я вас дену без документов? С ума все посходили, что ли?

Федор, облизывая губы, просящим голосом говорит:

— Девушка, может, пристроите девочку? Вы же видите, она вот-вот родит.

Медсестра, сложив руки на груди, поджимает губы.

— Девочка! Когда она девочкой была? В пять лет? Пусть на улице рожает! Трахаются под забором, а потом по роддомам без документов шляются. Мест нет!

— Да разве можно так говорить?

Медсестра молчала, холодно сверкнув на Федора строгими глазами.

Но тут Инна вновь закричала от боли. Упала, и начала кричать все сильнее, корчась на полу.

Поднялась паника. Медсестры забегали вокруг нее. Для Инны сразу нашлось место — на каталке в коридоре. Медсестра повела Инну к лестнице, Федор крикнул вдогонку: «Инна, держись молодцом!»

Она рожала в коридоре, туда-сюда ходили женщины в больничных рубашках, насмешливо глядя на Инну. Они хихикали, толкали друг друга локтями, обсуждали выражение ее лица. Инна не слышала, о чем они говорят, кроме отдельных слов: «сука», «шлюха», «блядь». Ребенок рвался из ее чрева, и Инна кричала от ужасной боли.

— Тужься, дура, тужься! — орала акушерка где-то между ее ног. Инна хотела сказать, что она все понимает, но у нее сломаны ребра, ужасная боль, сделайте что-нибудь, убейте меня, я больше не могу…

Она начала терять сознание. Под нос сунули ампулу — резкая вонь нашатырного спирта. На глазах выступили слезы, потекло из носа, обожгло глотку. Акушерка била Инну по щекам. Она вновь оказалась в наполненной болью реальности. Ее поры выделяли литры пота, тело раскалилось, Инна шумно дышала, и во Вселенной не осталось ничего, кроме работы ее легких. Она напрягалась изо всех сил, помогая своему телу выталкивать из чрева ребенка, который выходил трудно, словно стремился не родиться, а убить свою мать.

— Давай, девочка, давай, милая, — совсем другим голосом сказала акушерка. — Толкай! Толкай, говорю! Ну!

Проклиная Павла последними словами, Инна «толкнула».

На миг девушку окатило счастьем, когда она увидела в затянутых перчатками руках акушерки маленькое тельце, перепачканное кровью, слизью и фекалиями. Но тут же ощутила укол страха: тельце показалось совсем крохотным. Испугали ее длинные, черные волосы на макушке младенца. Инна думала, дети рождаются безволосые, а это какая-то маленькая красная обезьянка.

Акушерка, завернув младенца в полотенце, нахмурилась и странно взглянула на девушку. Инна испугалась по-настоящему. Младенец в жестких руках акушерки вяло шевелил ручками. Но другое заставило Инну почувствовать настоящий ужас.

— Что с ним? — спросила она, распухшим языком облизывая искусанные губы. — Что с моим ребенком?

Акушерка молча понесла девочку прочь, оглашая коридор требовательным, и в то же время тревожным криком: «Где врач? Врача сюда! Скорее!»

— Что с моим ребенком? — шептала Инна, плача. — Почему она не кричит?

Ее дочка появилась на свет в мертвой тишине. Не издала ни звука.

Пришел врач, и начал недовольно орать. Забегали медсестры. Инна слышала, как они, нисколько не стесняясь ее присутствия, обмениваются загадочными терминами: «детская асфиксия», «гидрокарбонат натрия», «ИВЛ», от каждого у нее холодело сердце. Мимо по коридору, смеясь, пошли две молоденькие медсестры. Одна из них, весело глядя на Инну, сказала:

— Ребеночек-то умер! Заказывай гробик!

Они прошли дальше, и еще долго на этаже эхом гремел истеричный хохот. Инна лежала неподвижно, как мертвая, глядя в одну точку. Лицо ее ничего не выражало. Душа опустела.

В конце коридора показалась уборщица. Бормоча под нос «Наследили, уроды», начала лентяйкой мыть полы. Натирая пол рядом с каталкой, уборщица специально с силой опускала тряпку в половое ведро, чтобы в лицо Инне летели брызги грязной воды. Девушка не реагировала.

Уборщица вымыла полы и ушла на третий этаж. Рядом с каталкой остановилась акушерка, которая принимала у Инны роды. Акушерка сняла маску и медицинскую шапочку, Инна увидела женщину лет сорока с усталым лицом. Пряди тусклых волос облепили бледный лоб в бисеринках холодного пота.