Стивен Кинг - Роза Марена

Наконец, не поднимая глаз, Рози робко сказала:

— Уэнди Ярроу дала мне то, о чем ты говорила. Оно у меня в кармане.

— Хорошо, — ответил сладкий, слегка хриплый голос. — Это хорошо, Рози Настоящая. — Рука в пятнах появилась в поле ее зрения, и что-то упало Рози на колени. Оно сверкнуло одним-единственным золотым лучиком в бледном лунном свете. — Тебе, — сказала Роза Марена. — Если угодно, сувенир. Делай с ним что хочешь.

Рози подняла предмет с колен и с удивлением взглянула на него. Слова на нем — Исполнительность, Верность, Готовность к Подвигу — располагались треугольником вокруг камня в кольце круглого обсидиана. Теперь камень был отмечен яркой красной точкой, превращавшей его в жуткий, пристально следящий глаз.

Снова последовало молчание, и в нем ощущалось какое-то ожидание. «Она что, ждет благодарности? — подумала Рози. — Этого я делать не стану, но… я честно расскажу о своих чувствах».

— Я рада, что он мертв, — тихо и благодарно произнесла она. — Ты сняла камень с моей души.

— Разумеется, ты рада, и, конечно, это облегчение. Теперь ты уйдешь, вернешься в свой мир Рози Настоящей с этим зверем. На мой взгляд, он неплох. — Намек на что-то проскользнул в ее тоне (Рози не позволила себе поверить, что имелась в виду похоть). — Хорошая голова. Хорошие поджилки. Хорошая грудь. — Последовала пауза. — Отличный пах. — Снова пауза, а потом одна из ее пятнистых рук опустилась и погладила спутанные потные волосы Билла. Он вздрогнул при этом прикосновении, но не поднял глаз. — Хороший зверь. Береги его, и он будет беречь тебя.

Тогда Рози взглянула вверх. Ее страшило то, что она могла увидеть, но все равно она была не в силах сдержать себя.

— Больше не называй его зверем, — произнесла она дрожащим от страха и обиды голосом. — И убери от него свою заразную руку.

Она заметила, как темнокожая служанка в ужасе зажмурилась, но увидела это лишь уголком глаз. Все ее внимание сосредоточилось на Розе Марене. Какое лицо она ожидала увидеть? Теперь, глядя на него при бледном лунном свете, она не могла точно сказать. Быть может, Медузы Горгоны. Когда-то (причем не так уж давно, подумала Рози) ее лицо было удивительной красоты — возможно, могло соперничать с лицом Елены Прекрасной. Теперь его черты потеряли былую красоту и начинали расплываться. Одно из темных пятен залило левую щеку и захватило бровь, словно крыло скворца. Глаз, сверкавший из этой тени, казался одновременно яростным и печальным. Это было, конечно, не то лицо, которое увидел Норман, но Рози могла видеть то лицо, скрывавшееся под этим, — словно Роза Марена наложила ради Рози личину, как косметику, — и оно заставляло ее испытывать холод и дурноту. Под этим жутко-прекрасным обликом читалось безумие, но… не только безумие.

Рози подумала: «Это что-то вроде бешенства — оно пожирает ее, всю ее красоту, величие и волшебство, и ее чары достигли предела своих возможностей. Все это вот-вот рухнет, и, если я сейчас отвернусь от нее, она может наброситься на меня и поступить так же, как с Норманом. Позже она, возможно, пожалеет об этом, но мне это уже не поможет, верно?»

Роза Марена снова опустила руку и на этот раз коснулась головы Рози — сначала ее бровей, потом волос, для которых тоже выдался трудный денек, — коса ее расплелась.

— Ты смелая, Рози. Ты самоотверженно дралась за своего… своего друга. Ты отважна, и у тебя доброе, отзывчивое сердце. Но я хочу дать тебе один совет, прежде чем отпущу тебя обратно.

Она улыбнулась, быть может, пытаясь ее ободрить, но сердце Рози на мгновение застыло, прежде чем снова заколотилось как сумасшедшее. Когда губы Розы Марены раскрылись, обнажив дыру в ее лице, нисколько не похожую на рот, она перестала даже отдаленно напоминать человеческое существо. Ее рот был пастью паука — чего-то, созданного для умерщвления и пожирания насекомых; такие насекомые там путались в серебряной паутине.

— Конечно. — Губы у Рози онемели, а голос стал каким-то далеким.

Пятнистая рука нежно погладила ее висок. Рот паука усмехнулся. Глаза сверкали.

— Смой краску со своих волос, — прошептала Роза Марена. — Ты не создана блондинкой.

Их взгляды встретились и застыли. Рози почувствовала, что не может опустить глаза: ее взгляд намертво прикипел к лицу женщины. Боковым зрением она видела, как Билл по-прежнему мрачно смотрит вниз, на свои ладони. Его щеки и брови блестели от пота; чувствовалось, что он сдерживается через силу.

Первой отвернулась Роза Марена.

— Уэнди Ярроу!

— Мэм?

— Ребенок?…

— Будет готов, когда и вы.

— Хорошо, — сказала Роза Марена. — Я хочу видеть ее, и нам пора идти. Пришло время идти и вам, Рози Настоящая. Тебе и твоему мужчине. Видишь, я могу называть его так. Твой мужчина. Но прежде чем вы уйдете…

Роза Марена протянула руки.

Медленно, чувствуя себя словно под гипнозом, Рози встала и приняла предложенное объятие. Темные пятна на теле Розы Марены были горячими как в лихорадке, — Рози показалось, что она чувствует, как пятна скребут по ее коже. Все остальное тело женщины в хитоне — в zat — было холодно как труп.

Но Рози больше не боялась.

Роза Марена поцеловала ее в щеку, провела губами вверх, к уху, и шепнула:

— Я люблю тебя, маленькая Рози. Я жалею, что мы не встретились в лучшие для меня времена, но мы сделали все так хорошо, как только могли. Я довольна нашей встречей. Только помни о дереве.

— О каком дереве? — в отчаянии спросила Рози. — Каком дереве? — Но Роза Марена покачала головой, как бы подтверждая, что все закончено, и отступила назад, разорвав их объятие. Рози бросила последний отчаянный взгляд на это безумное лицо и снова вспомнила лису и ее лисят.

— Я — это ты? — прошептала она. — Скажи мне правду, я — это ты?

Роза Марена улыбнулась едва заметной улыбкой, но на мгновение Рози увидела мерцающего в ней монстра и вздрогнула.

— Не важно, маленькая Рози. Я слишком больна и много пережила, чтобы заниматься такими вопросами. Философия — это лишь замена жизни, попытка ее объяснить. Если ты не забудешь про дерево, то это не будет иметь никакого значения.

— Я не понимаю…

— Ш-шш! — Она приложила палец к губам. — Отвернись, Рози. Отвернись и не смотри на меня больше. Наше время закончилось.

Рози отвернулась, наклонилась, взяла Билла за руки (они были по-прежнему сцеплены, пальцы напряжены и тугим узлом застыли между его коленями) и потянула, помогая ему подняться. Мольберт снова исчез, — а картина, стоявшая на нем, — ее комната в ночи, небрежно нарисованная тусклыми масляными красками, — увеличилась до огромных размеров. Она снова стала вовсе не картиной, а… окном. Рози двинулась к ней в стремлении навсегда оставить тайны этого мира позади. Билл остановил ее, стиснув ей запястье. Он повернулся к Розе Марене и заговорил, не поднимая свои глаза выше ее груди.