Владимир Аджалов - О Главном. IT-роман

На просвет портфель был вроде бы без очевидных угроз. Металла, напоминающего детали огнестрельного оружия, в нем вообще не было. В этом Наум мог совершенно не сомневаться. Хитроумная программа в компьютере сама выбирала из рентгенограммы и анализировала все проносимые металлические предметы на возможность их использования в качестве составной части огнестрельного оружия. Программа пропустила портфель без замечаний, хотя и выложила его нестандартные детали в отдельную папочку.

Наум в этом с компьютерной программой был согласен. У него вызывали не то чтобы явное подозрение, но какое-то смутное сомнение непривычные детали этого портфеля. Например, откидывающаяся передняя стенка портфеля. Она по всему краю была украшена цельным металлическим орнаментом причудливой формы. Это была красивая стальная дуга с тщательно отделанными завитками и выступами.

Дно портфеля, как показало просвечивание, было из толстого куска дерева с какими-то выемками и металлическими скобками с разных сторон. Кожаная ручка портфеля снаружи не была как-либо прикреплена, но проходила сквозь толстую кожу в грубовато сделанные прорези. А изнутри ручка была просто привязана к проходящей от края до края портфеля длинной идеально ровной круглой палочке.

Но особо вычурным в портфеле был замок. Прикрепленный к кожаной лямке здоровенный кусок старого металла просто вставлялся в некоторое подобие раздвигающихся на пружине ножен. Наум не постеснялся пощупать этот замок руками. Края металлического обломка были острые, но признаков недавнего специального заострения не было. Этот металлический предмет, похоже, имел острые кромки от момента изготовления. А сам этот момент изготовления уходил, судя по виду поверхности металла, очень глубоко в историю.

Что еще насторожило Наума – это рассказанная старичком трогательная история. Подозрительно трогательная, по мнению Наума. Портфель этот – как бы семейная реликвия, сделан то ли в XVI, то ли в XVII веке. В ней многие поколения предков старичка спасали от всяких деспотических режимов священный свиток Торы. И вот теперь-де отец этого старичка умирает где-то в Восточной Европе. Он, стало быть, слезно попросил старшего сына, то бишь этого старичка, съездить на историческую родину и приложить свиток к Стене. А потом вернуться и положить ему на грудь.

Сама по себе история была вполне правдоподобной. И не такое видел и слышал Наум на этом посту перед Стеной. Но дело в том, что трогательная история, по ощущению Наума, никак не соответствовала глазам посетителя. Тот, правда, всячески старался не глядеть ни в демонстративно установленную над рамкой фотокамеру, ни в лицо кого-либо из сотрудников зоны досмотра. Но Наум был опытный работник и все-таки поймал пару раз этот взгляд. Никакой праведности и никакой доброты он там не увидел. Жесткие, холодные, какие-то нехорошие были эти глаза.

Будь его воля, Наум бы с удовольствием изъял этот портфель. Или хотя бы отрезал у него странный замок. Так, на всякий случай. Но Наум был на службе и умел строго следовать правилам. А правила прохода на площадь у Стены плача были все же более свободные, чем, например, при досмотре ручного багажа в аэропортах Израиля. Или при посадке туристов в прогулочную подводную лодку в Эйлате, где Наум отработал в службе безопасности два прекрасных безмятежных года. Да, здесь правила гораздо свободнее. Если это не явное холодное оружие – проходи себе на здоровье.

Сергей Бойцов тем временем выстоял небольшую очередь из желающих приблизиться к Стене. Немало подивившись тому, что женщины и мужчины допускаются к разным местам Стены, он шагнул за символическое заграждение из столбиков с цепочкой между ними. Пожилой смотритель жестом остановил его и показал, что нужно сначала сделать. Сергей послушно взял из большой высокой корзинки картонную одноразовую кипу и положил себе на макушку.

Сегодня утром Бойцов решил, что это его последняя попытка испросить прощения. Дело в том, что в какой бы храм он ни пытался зайти на святой земле, неведомая сила давала ему явно понять, что здесь ему не место. Или так ему казалось. Но только ни разу не удалось Сергею не то что денег пожертвовать, а даже поставить свечу – ноги не несли его дальше паперти.

За исключением храма на том подворье, где он продолжал работать уборщиком.

Сегодня, уходя с подворья, он положил в этом храме в ящик для сбора пожертвований все имеющиеся у него деньги. Мысли в его голове были какие-то рваные, как облака в этот день над Иерусалимом.

И вот перед ним остатки первого в мире храма Бога единого.

Бойцов осмотрелся, увидел свободное место у Стены вдали от всех и осторожно двинулся вперед. Со странным чувством одновременного облегчения и страха он не почувствовал сопротивления, напротив, его чуть ли не потянуло к Стене.

Шаг, еще один – и вот она, Стена. Сергей, сам не зная почему, прикрыл глаза, медленно протянул вперед правую руку и осторожно коснулся седого неровного камня. Сначала он почувствовал тепло. Потом тепло преобразовалось в какое-то внутреннее волнение. Затем нервная дрожь подняла волосы на всем теле.

Внезапная страшная боль, пониже запястий и в голенях, чуть не лишила его сознания. Почти теряя от этой нестерпимой боли сознание, он вдруг почувствовал, именно почувствовал, а не услышал, с трудом произносимые им самим слова: «Я осужден справедливо, потому что достойное по делам моим принимаю». И потом еще, чуть слышно: «Ты, который на соседнем кресте. Я верю. Помяни меня, когда придешь во царствие Твое».

Когда Сергей смог открыть глаза, оказалось, что он стоит на том же самом месте, касаясь правой рукой Стены. Сознание возвращалось к нему медленно, неспешно. С первым глубоким вздохом Бойцов ощутил отсутствие той страшной боли и сохранившееся удивительное чувство тепла, подаренное Стеной. Тепло окружало его целиком, грело тело и грело душу.

«Не буду двигаться с места, вот так и буду стоять и ощущать эту благодать», – решил Сергей. Но ощущение тепла медленно, мягко растаяло. Бойцов постоял еще немного в надежде еще почувствовать эту удивительную теплоту, но тут подошла и стала вокруг него группа каких-то довольно бесцеремонных, не по месту разговорчивых туристов.

«Без шансов», – определил Сергей, развернулся и двинулся потихоньку на выход. Вроде бы немного времени он провел у Стены, но площадь заметно изменилась. Слегка стемнело, зажглись фонари, неярко осветившие площадь. Большой участок площади был условно огорожен переносным хлипким деревянным заборчиком. По углам заборчика маячили четверо полицейских. На пункте досмотра несколько человек склонились над экраном компьютера – это старый Хаим на глазах восхищенной молодежи вертел в разных проекциях непонятные предметы, примеряя их друг к другу.