Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари
– Хватит! – заорала, выдернув у нее из рук теплую книгу. – Хватит! Прекрати! Я не хочу больше этого дерьма в доме!
Вася молча смотрела на книгу, хлопая глазами. Это только раззадорило меня.
– Хватит! – прошипела я, отшвыривая книгу в сторону. – Никаких больше оживлений кошечек, котиков и всякой хрени! Это всего лишь выдумка писателей, понимаешь?! Они не живые! Им не больно! Они никогда не жили – и поэтому им плевать, если они умрут! Ты понимаешь?
Вася молчала, все так же хлопая глазами. А на меня накатывали волны чистейшей ярости. И я не могла им противостоять.
– Ты пойдешь в школу, и там вы будете читать про утопленных собачек, про собачек, умерших от тоски, про сдохшего от грусти льва, про мертвую черепашку, про убитых зайчиков, про пристреленную лошадь! И ты не сможешь, не сможешь, не должна все время оживлять их!
Вася молчала.
– Людей надо жалеть, а не выдуманных зверюшек! – провизжала я. – Люди умирают каждый день! Живые люди! Вот им больно и страшно!
Вася наклонила голову набок – словно птичка, которая прислушивается к знакомым фразам.
– Люди?.. – эхом повторила она.
– Люди! – огрызнулась я. – Каждый день, всегда, всю историю!
Ярость сошла такой же быстрой волной, как и пришла. Мне стало безумно стыдно перед дочерью – и я позорно сбежала, захлопнув за собой дверь.
С тех пор Вася больше не читала художку. Сказки, рассказы, повести – книги оставались нетронутыми, даже те, что она когда-то перечитывала десятки раз. «Замечательный мир опытов», «Эксперименты для самых маленьких», «О чем говорят звезды на небе» – и эти она перелистывала как-то вяло, без интереса, чисто механически, словно по старой привычке читать, но не более.
Игорь не замечал этого. Он был так рад, что мы воссоединились, что не замечал половины того, что происходило вокруг него. Он фонтанировал идеями семейного отдыха, подготовки Васи к школе, свежего ремонта. Даже предложил завести собаку, кошку, хомячка, попугайчика, крысу, улитку – кого-то одного или всех сразу. Он показывал десятки загородных домов отдыха, заваливал Васю энциклопедиями по истории и географии, показывал самолично смоделированные примеры новой расстановки мебели, изучал особенности содержания домашних питомцев… Часть из всего этого была совершенно не нужна – но Игорь был рад, Вася не протестовала – и я тоже не ставила палки в колеса.
А потом случилось это.
Не было ни крика, ни звука удара. Просто Вася медленно вошла ко мне в комнату. В ее руках была книга. Лицо – белое и пустое. В глазах – решительность и упрямство.
– Нет! – отрезала я, мгновенно поняв, в чем дело. – Нет, я же сказала тебе.
Вася швырнула в меня книгу. Я повернула ту обложкой вверх. «Всемирная история», одна из энциклопедий, купленных Игорем.
«Людей надо жалеть, – всплыли в памяти мои собственные слова. – Люди умирают… всю историю».
– Нет… – прошептала я.
– Я хочу, чтобы все в этой истории остались живы! – зло выкрикнула Вася.
Раскалившаяся в единый миг книга обожгла мне пальцы.
И я закричала тоже.
* * *
Мир, в котором люди никогда не умирали, сильно воняет. Смрад гнили, пота, выделений накрывает все кругом плотным одеялом.
Разумеется, никто этого не чувствует. Никто, кроме меня. Потому что я помню, как выглядел мир, в котором была смерть. Остальные уже родились в этот смрад, в это небо, затянутое мглой человеческих испарений, в эту землю, которую не видать под слоями тел.
Люди не умирают – они лишь стареют, слабеют, болеют. Так же прокатываются эпидемии, оставляя после себя обезвоженные, покрытые струпьями и волдырями, пятнами и гноем, едва шевелящиеся оболочки. Так же распадается от старческой деменции мозг, так же высыхают мышцы и мускулы. Изменились и войны. Теперь мало выстрелить или проткнуть ножом – что за прок в этом, если тело все равно через минуту снова пойдет на тебя, пусть и подвывая от боли? Картечь и дробь, пушки и пулемет Гатлинга (только изобретенный не Гатлингом и гораздо раньше), секиры и алебарды – все то, что может изрубить, нашинковать, разметать, обратить в мясное рагу, кашу из плоти. Которая, конечно же, будет шевелиться и, если ей не повезет, даже осознавать – но будет уже безопасна.
Здесь тоже есть похороны. Как я узнала, еще три тысячи лет назад люди поняли, что рано или поздно неумирающее человечество заполонит весь мир. Так и получилось – только оно уже было к этому готово.
Слои. Людские слои на земле. Мы в буквальном смысле живем на предыдущих поколениях. Эти люди уже давно сошли с ума и потеряли всяческий человеческий облик – но они шевелятся, дышат и что-то бормочут. Последние сто лет тем, кого пора хоронить, вырезают язык – но слои тех, кто был упокоен раньше, наполняют города и деревни своим невнятным бормотанием.
А еще здесь нет рядом со мной Васи. Да, я надеюсь, что ее просто нет рядом со мной. Ведь она сотворила этот мир – и раз здесь есть я, то и Вася должна быть. Где-то. Просто родилась в другой семье. Потому что в семьях есть лишь один ребенок.
А у меня до Васи был выкидыш. И он тоже жив. Просто я убежала от него. Убежала от этого существа без кожи и глаз, которое тянуло руки ко мне – орущей в ужасе – и не понимало, почему его мама этим вечером вдруг отшатнулась от него.
Наверное, мне должно быть жаль его. Он должен был носить имя Володя. А может быть, и носит в этом мире. Мне плевать – Белый Бим, верный Рекс и Варежка закалили меня. И я не хочу задерживаться здесь.
Я надеюсь, что Вася помнит меня. И тоже скучает. И тоже хочет вернуть все, как было. Я надеюсь, что она хочет вернуть все, как было – и вместе со мной. Было бы слишком жестоко оставить меня тут одну со всем грузом воспоминаний, в бездне отчаяния и сожалений, из которой нет выхода – потому что в этом мире нет смерти. Васе уже давно не шесть, и она вообще может выглядеть иначе – ведь у нее другие родители, другой коктейль генов. И я молю всех богов – всех, ведь в этом мире, наверное, и боги тоже бессмертны, – чтобы ген, отвечающий за ее возможность творить чудо и одновременно проклятие, сохранился.
Я надеюсь, что найду свою дочь – или она найдет меня. И я узнаю ее – или она узнает меня. А потом я попрошу – или
