Джим Батчер - История призрака

Я просто уставился  на него и попытался собраться с мыслями. Память, теперь, когда она была у меня снова, была крайне ярка. Боже, этот бедный ребёнок. Молли. Я никогда не хотел причинять ей боль. Она была готова помогать и сделала всё с открытыми глазами — но Боже, я не хотел, чтобы это происходило с ней. Она так много страдала, и теперь я мог видеть почему — я мог видеть, почему безумие, которое она симулировала, могло быть гораздо более настоящим, чем она полагала.

Должно быть, поэтому Мёрфи не доверяла ей так сильно. У Мёрфи были превосходные инстинкты на людей. Она, видимо, почувствовала что-то в Молли, почувствовала боль и отчаяние, которое вело её, и это было как предупредительный флажок для Мёрфи. Что причинило бы Молли ужасную боль, столкнись она с подозрением и недоверием, однако вежливая Кэррин, возможно, догадывалась об этом. Эта боль, в свою очередь, довела бы её до совершения поступка, который лишь увеличил бы подозрения, в этом круге агонии.

Этого я никогда не хотел для неё.

Что я наделал?

Я спас Мэгги, но если бы при этом я уничтожил свою ученицу? Тот факт, что я поручил убить себя сам, никак не влияло на нравственность моих действий. Вы не можете просто ходить вокруг да около и выбирать, кого спасти, а кого уничтожить. В основе подобных решений лежат зло и врождённое высокомерие, имеющие такие глубокие корни, что этого следует избегать — независимо от того, какими благими были ваши намерения.

Я понял, почему Молли пыталась заставить меня поговорить с Томасом. Она знала, как знал и я, что Томас попытается помешать мне покончить с собой, независимо от моих мотивов. Но она была права и в другом тоже: он был моим братом. Он заслужил большего, чем я дал ему. Именно поэтому я не думал о нём ни разу, после возвращения в Чикаго. Как я мог вспомнить брата, не вспомнив стыда за то, что лишил его своего доверия? Как я мог думать о Томасе, не думая об истине того, что я сделал?

Вообще-то, я бы сам не поверил, что я такой человек, который заставит себя забыть и игнорировать что-то, вместо того чтобы столкнуться с суровой реальностью, какой бы болезненной она не была.

Думаю, и я не совершенен.

Молодой человек напротив меня терпеливо ждал, видимо, давая мне время, чтобы собраться с мыслями, ничего не говоря.

Уриил. Я должен был знать с самого начала. Уриил — архангел, о котором мало что знают большинство людей. Большинство не знают его имени — и это, очевидно, ему даже нравится. Если Гавриил — вестник, Михаил — полководец, Рафаил — целитель и духовный лидер, то Уриил — мастер шпионажа, призрак Небес. Уриил совершает все виды тайных работ Всевышнего. Когда появлялись таинственные ангелы для борьбы с библейскими патриархами, не раскрывая свою личность, когда смерть обрушилась на первенцев Египта, когда ангела послали в коррумпированные города зачистить их от всевозрастающего гнева, рука Уриила была причастна.

Он был самым тихим из ангелов. На мой взгляд, это указывало на то, что он был самым опасным.

Он заметил меня несколько лет назад и даровал мне силу под названием Огонь души. Я выполнил дело или три  для него с тех пор. Он снисходит с раздражающими, загадочными советами время от времени. Он мне, конечно, нравился, но он также всё мне осложнял — таким ужасным образом, что я никогда не знал раньше. Было чувство чего-то... страшно абсолютного в нём. То, что не уступит и не изменится, даже если бы сама вселенная разрушилась. Стоя в его присутствии, я всегда чувствовал себя так, словно стал настолько хрупким, что я мог бы улететь с пылью, если бы архангел чихнул или случайно дёрнул не тем мускулом.

Что, учитывая власть, которой он обладал, по всей вероятности, было более или менее точно.

— Всё это? — я спросил, махнув рукой в целом, — должно было привести меня туда? К тем воспоминаниям?

— Ты должен был понять.

Я посмотрел на него и сказал устало:

— Эпическая. Неудача. Потому что я не понимаю, о чём ты говоришь.

Уриил наклонил назад голову и рассмеялся.

— Это одна из тех вещей, суть которой путешествие, а не цель.

Я покачал головой.

— Ты... Ты потерял меня.

— С другой стороны, Гарри: ты нашёл себя.

Я уставился на него. Потом рванул себя за волосы и сказал:

— Аррргх! Разве ты не мог дать мне прямой ответ? Есть какой-то закон вселенной, который заставляет вас быть так ненормально таинственными?

— Вообще-то, несколько, — сказал Уриил, всё ещё несколько удивлённый. — Всё служит для вашей защиты, но есть некоторые вещи, которые я могу сказать.

— Тогда скажи мне почему, — сказал я. — Зачем всё это? Зачем обманом выпнули меня обратно в Чикаго? Зачем?

— Джек сказал тебе, — сказал Уриил. — Они обманули. Весы должны были быть уравновешены.

Я покачал головой.

— Тот офис, в Меж-Чикаго. Он был твой.

— Один из многих, — сказал он, кивая. — У меня есть много работы, которую нужно сделать. Я принимаю на работу желающих помочь мне.

— Что за работа? — спросил я.

— Та же самая работа, что я всегда делал, — сказал Уриил. — Я и мои коллеги работаем для обеспечения свободы.

— Свободы чего? — спросил я.

— Воли. Выбора. Различие между добром и злом бессмысленно, если у вас нет свободы выбора между ними. Этой мой долг, моя цель в Созданном, защищать и лелеять этот смысл.

Я сузил глаза.

— Значит... если вы вовлечены в мою смерть... — я наклонил голову к нему. — Так это потому, что кто-то заставил меня сделать это?

Уриил качнул рукой в жесте что-то-вроде и повернулся, чтобы сделать несколько шагов.

— Принуждение подразумевает чужую волю, подавляющую твою собственную, — сказал он, оглянувшись через плечо. — Но есть больше чем один путь, когда твоя воля будет поставлена под угрозу.

Я нахмурился в ответ, затем сказал, с возникнувшим пониманием:

— Ложь.

Архангел повернулся, его брови приподнялись, будто я был несколько туповатым студентом, который удивил своего учителя проницательным ответом.

— Да. Именно. Когда верят лжи, она ставит под угрозу вашу свободу воли.

— Ну и что? — спросил я. — Капитан Джек и Команда Чистилища выезжает на помощь каждый раз, когда кто-то говорит неправду?

Уриил засмеялся.

— Нет, конечно, нет. Смертные свободны лгать, если они того желают. Если бы они не могли, они бы не были свободными.

Его глаза очерствели.

— Но для других нормы жёстче. Их ложь является намного более смертельной, намного более могущественной.

— Я не понимаю, — сказал я.

— Представь существо, которое было тогда, когда первый смертный только сделал первый вдох, — сказал Уриил.