Стивен Кинг - Дьюма-Ки

– Мужской закон[168], – поморщился Джек.

– Нет, если, конечно, ты не собираешься это пить, – ответил я, и через мгновение мы с Джеком расхохотались.

– Что? – спросил Уайрман. – Я не понял.

– Не важно. – Джек все улыбался. Потом лицо его стало серьезным. – Но ведь вампиров не существует, Эдгар. Могут быть призраки, с этим я соглашусь – думаю, большинство верит, что призраки могут быть – но не вампиры! – Тут он просиял, словно в голову пришла блестящая мысль. – Кроме того, только вампир может сделать человека вампиром. А близняшки Истлейк утонули.

Я вновь поднял короткий гарпун, покрутил в руке, блики от потускневшего наконечника расцветили стену.

– И все-таки он наводит на размышления.

– Действительно, – согласился Джек.

– Как и незапертая дверь, которую ты обнаружил, когда принес корзинку для пикника, – добавил я. – Следы. Холст, который сняли со стойки и поставили на мольберт.

– Ты говоришь, что без безумного библиотекаря все-таки не обошлось, амиго?

– Нет. Просто… – Мой голос дрогнул, сорвался. И я смог продолжить лишь после еще одного глотка воды: – Возможно, вампиры – не единственные, кто может вернуться из мира мертвых.

– О ком вы говорите? – спросил Джек. – О зомби?

Я подумал о «Персе» и гниющих парусах.

– Скажем так – о дезертирах.

xi

– Эдгар, ты уверен, что этим вечером хочешь остаться здесь один? – спросил Уайрман. – Потому что, по моему разумению, эта идея не из лучших. Особенно если компанию тебе составят все эти рисунки. – Он вздохнул. – Ты сумел напугать Уайрмана по полной программе.

Мы сидели во «флоридской комнате», наблюдая, как солнце начинает долгий, пологий спуск к горизонту. Я принес сыр и крекеры.

– Я уверен, что иначе ничего не получится. Воспринимай меня как снайпера, разящего кистью или карандашом. Я рисую в одиночку, дружище.

Джек смотрел на меня поверх стакана с чаем.

– И что вы собираетесь нарисовать?

– Ну… набросок. Я знаю, как это делается. – И, вернувшись мыслями к одной паре садовых рукавиц (с надписью «РУКИ» на одной и «ПРОЧЬ» – на другой), я подумал, что наброска вполне хватит, особенно если сделать его цветными карандашами Элизабет Истлейк.

Я развернулся к Уайрману:

– Вечером у тебя снят зал в похоронном бюро?

Уайрман посмотрел на часы, тяжело вздохнул.

– Совершенно верно. С шести и до восьми. И завтра с ней будут прощаться с двенадцати до двух. Родственники приедут издалека, чтобы точить зубы на наглого узурпатора. То есть на меня. Потом завершающий аккорд, послезавтра. Похоронная служба в Унитарианской вселенской церкви в Оспри. В десять утра. Далее кремация в «Эббот-Уэкслер». Гори, гори ясно, чтобы не погасло.

У Джека перекосило лицо.

– Это без меня.

Уайрман кивнул.

– Смерть ужасна, сынок. Помнишь, как мы пели в детстве? «Червь заползает, червь выползает, гной вытекает, как мыльная пена».

– Класс, – вставил я.

– Это точно, – согласился Уайрман. Взял крекер, пристально его осмотрел, потом так сильно бросил на поднос, что крекер, отскочив, упал на пол. – Безумие какое-то. Вся эта история.

Джек поднял крекер, уже собрался съесть, потом все-таки отложил в сторону. Возможно, решил, что есть крекеры, поднятые с пола «флоридской комнаты», – нарушение другого мужского закона. Возможно, так оно и было. Мужских законов хватало.

– Когда этим вечером будешь возвращаться из похоронного бюро, загляни сюда и проверь, как я, хорошо? – попросил я Уайрмана.

– Да.

– Если я скажу тебе, что все в порядке, ты просто поедешь домой.

– Чтобы не мешать тебе общаться с твоей музой. Или с духами.

Я кивнул, потому что он не очень-то грешил против истины. Потом я повернулся к Джеку:

– И ты останешься в «Эль Паласио», пока Уайрман будет в похоронном бюро, так?

– Конечно, раз уж вы этого хотите. – Джеку наше предложение не нравилось, и я его понимал. Это был большой дом, Элизабет жила там долго, и память о ней никуда оттуда не делась. Я бы тоже нервничал, если бы не знал наверняка, что на Дьюма-Ки призраки обитают совсем в другом месте.

– Если я позвоню, ты тут же примчишься.

– Обязательно. Позвоните или по телефону в доме, или на мой мобильник.

– Ты уверен, что он работает?

Он смутился.

– Аккумулятор сел, только и всего. Я зарядил его в автомобиле.

– Мне бы хотелось получше понять, почему ты лезешь во все это, Эдгар, – сказал Уайрман.

– Потому что точка не поставлена. Долгие годы она стояла. Долгие годы Элизабет жила здесь очень спокойно – сначала с отцом, потом одна. Занималась благотворительностью, общалась с друзьями, играла в теннис, играла в бридж – так говорила мне Мэри Айр, – но прежде всего активно участвовала в художественной жизни Солнечного берега. Это была спокойная, достойная жизнь для пожилой женщины, у которой много денег и практически нет плохих привычек, за исключением курения. Потом ситуация начала меняться. La loteria. Твои слова, Уайрман.

– Ты действительно думаешь, что за этими изменениями что-то стоит? – В его голосе недоверия не слышалось, скорее, благоговейный трепет.

– Ты сам в это веришь, – ответил я.

– Иногда – да. Но я не хочу в это верить. Это что-то может дотянуться так далеко… и зрение у него достаточно острое, чтобы разглядеть тебя… меня… еще бог знает кого или что…

– Мне тоже не нравится это что-то, – но тут я лгал. Это что-то я ненавидел. – Мне не нравится версия, будто что-то действительно вылезло из своего тайного убежища и убило Элизабет – может, испугало до смерти, чтобы заставить ее замолчать.

– И ты надеешься с помощью этих рисунков выяснить, что происходит?

– В какой-то степени – да. Как много, сказать не могу, пока не попытаюсь.

– А потом?

– Поживем – увидим. Но наверняка придется побывать на южной оконечности Дьюмы. Есть там одно незаконченное дельце.

Джек поставил стакан из-под чая.

– Какое незаконченное дельце?

Я покачал головой.

– Не знаю. Возможно, эти рисунки мне подскажут.

– Надеюсь, ты не собираешься зайти слишком далеко и обнаружить, что не можешь вернуться на берег? – спросил Уайрман. – Именно такое случилось с теми двумя маленькими девочками.

– Я об этом помню.

Джек нацелил на меня палец.

– Берегите себя. Мужской закон.

Я кивнул, повторил его жест.

– Мужской закон.

Глава 15

Незваный гость

i

Двадцатью минутами позже я сидел в «Розовой малышке» с альбомом на коленях. Красная корзинка для пикника стояла рядом. Прямо передо мной, заполняя светом выходящее на запад окно, лежал Залив. Снизу, издалека, доносился шепот ракушек. Мольберт я отодвинул в сторону, накрыл простыней заляпанный красками рабочий стол. На простыню положил только что заточенные огрызки цветных карандашей Элизабет. От них осталось совсем немного – коротенькие, и толстые, наверняка они были настоящим антиквариатом, – но я полагал, что их мне вполне хватит. Я чувствовал, что готов приступить.