Яков Шехтер - Астроном

Во все подробности увиденного я посвятил только Моше Яакова. Когда меня не станет, он расскажет их посвященным. Я выполнил свою земную судьбу, не всякому выпадает на долю такое удивительное, невероятное чудо. Как был бы счастлив отец, узнав, где я побывал! Но связь с вами прервалась много лет назад.

Прошу тебя, дорогая сестра, любыми возможными и невозможными способами переправить ко мне отцовский сундук. Не могу, не имею права объяснить все подробности, но поверь, что это больше, чем просто просьба.

Я вкладываю это письмо ящик не конвенциональной почты и надеюсь, что Создавший этот мир и Поддерживающий его каждую секунду не оставит вас, мои родные, своей благодатью».

Закончив чтение, я немедленно вытащил из памяти «Нокии» телефон Полины Абрамовны. Длинные гудки. Через полчаса я повторил попытку. Снова длинные гудки. К вечеру, так и не дозвонившись, я набрал номер Моше.

– Привет! – его голос звучал так, словно мы расстались несколько минут назад. – Опять на сборы?

– Пока нет. Я не могу дозвониться до Полины Абрамовны. Ты знаком с ней?

На несколько секунд в трубке воцарилось молчание.

– Был знаком, – наконец произнес Моше.

– Что случилось?

– То, что иногда случается с пожилыми людьми. Легла спать и не проснулась. Месяца полтора назад.

– Елки-палки!

Мы помолчали с минуту. Потом я спросил.

– У нее остались родственники?

– Нет. Муж умер еще в России, единственный сын погиб много лет назад. Он был одним из первых дельтапланеристов, они летали на самодельных аппаратах, ну и …… Брат Полины Абрамовны жил здесь, в Хевроне. Очень известный, уважаемый раввин. Только детей ему Б-г не дал, а сам он скончался незадолго до ее приезда. Учеников у него много, но они, сам понимаешь, другой народ.

– Слушай, может после Полины Абрамовны остались какие-нибудь документы, дневниковые записи, фотографии?

– Почти ничего. Несколько старых платьев, поношенная обувь, два или три фото. Она с мужем, мальчик, видимо сын, и еще какие-то люди. Ни писем, ни дневников. А документы самые обыкновенные.

Мы распрощались. Я долго сидел, обдумывая, как могли бы переплестись пружинящие линии судеб, где бы натолкнулись друг на друга люди, влекомые суставным напряжением глаголов и повелительным током подлежащих. Зыбкие тени возможных событий начали прорастать в хрящики характеров, и реальность, горловая, текущая живой кровью, затрепетала в моей груди. Так появился этот роман. Я ничего не сочинил, а только записал подлинные события, которые могли бы произойти, а возможно, и произошли.

NB

Во время работы над романом на моем письменном столе лежали несколько книг. Я часто перелистывал их, возвращаясь к полюбившимся эпизодам.

«Дублинцы», «Тупейный художник», «Повести Белкина», «Выкрикивается лот 49», «Сердце тьмы», «Недобрый час», «Дневник осады Порт-Артура», «Четвертая проза», «Записки на табличках Апронении Авиции», «Земля в объятьях Солнца», «Телескопы для любителей», «История крестовых походов», «Толковый словарь русского языка».

Возможно, читатель узнает отдельные нити, которые я осторожно извлек из этих текстов и вплел в свой.

Примечания

1

Дословно «все обеты» – древняя молитва освобождения от зароков и заклятий, с которой начинается Судный день.

2

Миша, дневник очень длинный, отец записывал в нем все подробности своей армейской жизни. Наверное, он знал, для чего ему понадобятся точные перечисления полученного обмундирования, описания погоды, списки купленных продуктов, и всяческие бытовые подробности. Я выбрала только те дни, которые представляют интерес для нас с тобой.

3

Миша, отец исполнил свое обещание. Эту тетрадь я нашла после его смерти, на дне сундука, вместе с орденскими коробочками. Он никогда не рассказывал нам о Порт-Артуре, и никогда не показывал орденов.