Дитя среди чужих - Филип Фракасси
Она издает нарастающий стон, будто собирается с силами. Затем, быстрым движением конечностей, она сворачивает ему шею.
Его голова поворачивается с такой силой, что лицо смотрит назад, кости с хрустом разлетаются на осколки. Зазубренная ключица пробивает кожу на одном плече.
Подбородок безжизненно опускается на верхнюю часть позвоночника, и мать отпускает его, беспечно наблюдая, как тело бесформенной кучей падает на дымящийся пол.
9
Генри прижимается спиной к стене, широко раскрыв глаза от ужаса, наблюдая, как существо сбрасывает внешнюю оболочку, обнажая странное тело под ней. Он чувствует отвращение, когда она убивает Джима с быстрой и дикой жестокостью.
Когда она поднимает на него свои желтые глаза, два сверкающих огонька среди плотного облака дыма и огня, Генри понимает, что пришло время двигаться дальше, искать выход. Он больше ничего не хочет видеть.
Кашляя, он поворачивается налево и не видит ничего, кроме стены черного дыма, мерцающей осторожными вспышками алого пламени. Сбитый с толку, он поворачивается в другую сторону, думая, что каким-то образом повернулся…
Тут было чисто. Всего секунду назад тут было чисто.
Он делает шаг в противоположном направлении, когда комнату сотрясает оглушительный грохот, пол прогибается у него под ногами. Горящая лестница рушится. Дерево визжит и трескается, когда одна сторона мира Генри рассыпается среди рева вырывающегося пламени, как извержение миллионов танцующих искр.
Чувствуя приливы паники, Генри не знает, в какую сторону идти. Он больше ничего перед собой не видит, даже не может найти перила и слишком боится искать их наощупь, опасаясь, что упадет и разобьется насмерть.
Проклиная себя за то, что так затянул, он опускается на четвереньки. Пол под ним горячий и становится все горячее; оранжевые и желтые глаза жадно смотрят на него сквозь щели. Дым густой и низкий. Его глаза горят, и каждый раз, когда он вдыхает, то будто глотает. Не зная, что еще делать, боясь умереть, он начинает ползти вперед в направлении, которое, как он надеется, ведет к безопасности.
Пока он больше не может ползти. Путь вперед прегражден пламенем, а сзади кипящая стена смерти.
Дым заполняет его легкие, в глазах темнеет, и мир превращается в ад.
Его окружают прыгающие башни пламени и обжигающий жар, готовые наброситься, сожрать заживо. Хрипя и плача, он падает плашмя на доски пола, прижимаясь голым животом к горящему дереву.
Он не может видеть, не может дышать и не знает, что мать делает три шага сквозь огонь и прыгает высоко в воздух, сквозь огромное облако дыма, через высокие деревья голодного пламени, прямо к нему.
10
Как ни странно, именно Дэйв первым замечает дым. Члены спасательной команды практически растворились в деревьях впереди, их темно-зеленый камуфляж органично сливается с армией высоких елей и ветвистых дубов, составляющих большую часть смешанного хвойного леса. Сали следит за своими ногами, продирающимися сквозь кусты и цепкий боярышник, настороженно высматривая ровный красный цвет ядовитого дуба – впрочем, это не имеет значения, ведь его брюки-карго аккуратно заправлены в прочные походные ботинки.
«Если он не сядет куда-то, все будет в порядке»,– подумал Дэйв, когда случайно поднял взгляд и увидел открытый V-образный проем темно-синего неба между двумя зелеными спиралями елей.
Именно в этот момент он увидел длинную волнистую полосу серого дыма, прорезающую вертикальную трещину в чистой синеве, похожую на след от кончика самой большой в мире сигареты.
– Сали! – кричит он так громко, что один из ближайших агентов поворачивает голову и хмуро на него смотрит.
Дэйв знает, что они близки. Они шли по лесу почти час, и им было дано указание вести себя очень тихо на последней четверти мили, как будто даже хруст ветки мог предупредить похитителей Генри о том, что к ним крадется машина для убийств.
– Дэйв, ну вы чего… – начинает Сали, затем видит пораженное лицо Дэйва и вытянутую руку, указательный палец направлен вверх.
Сали смотрит на небо, на дым и нажимает черную кнопку, прикрепленную к тонкой проволоке у него на горле. Все члены команды оснащены одинаковыми наушниками и радиоприемниками с микрофонами для обеспечения бесшумной связи, и Сали была предоставлена редкая привилегия принять такое же оборудование, хотя он и может связаться только с Паркером, которого, в свою очередь, обеспечили каналами к Сали, командиру спецназа и всем членам команды.
– Паркер, вы видите дым с севера? – спрашивает Сали и отпускает кнопку.
Дэйв внимательно наблюдает за выражением лица Сали, словно в нем могут отражаться слова Паркера. Сали чувствует это и смотрит на Дэйва, колеблется, затем кивает. Он нажимает кнопку еще раз, чтобы быстро ответить:
– Вас понял,– а затем: – Дэйв… не психуйте.
Кровь Дэйва застывает в жилах, но он ждет, пока Сали продолжит.
– Дом у них в поле зрения, и они выдвигаются на позиции по периметру. Это… – Сали колеблется, затем продолжает деловитым, лишенным эмоций тоном.– Дэйв, там пожар. Дом горит.
Дэйв пристально смотрит в глаза Сали, и его глаза будто загораются следом.
– Дэйв,– начинает Сали.
Дэйв рассеянно похлопывает по черному бронежилету, пристегнутому к груди Сали, поворачивается в направлении растущего столба дыма и, не потрудившись ответить или спросить разрешения, срывается на бег.
11
Лиам дважды пытался вытащить топор из живота. Один раз после того, как услышал первый выстрел изнутри дома, и еще раз, когда увидел черный дым, просачивающийся сквозь швы обшивки и разбитые окна. Но боль слишком сильна, а он слишком ослаб. Простой хват на ручке потребовал больше усилий, чем оставалось в его умирающем теле. Сдвинув топор – хоть и на сантиметр,– он почувствовал, как горячие змеи боли пронзили его живот, спину, грудь и ноги. Пытаться протащить свое тело к дому – будто он мог каким-то образом проползти двадцать ярдов, подняться по крыльцу и пройти через закрытую входную дверь с торчащей из его живота рукояткой топора и помочь мальчику – просто-напросто смехотворно. Кроме того, Лиам не справился. Он преодолел всего три фута, пот стекает с него рекой, словно все его молекулы распадаются на воду, подготавливая душу к тому, чтобы просочиться сквозь почву и утечь в ад.
Поэтому мужчина лежит так неподвижно, как только может, смотрит в голубое небо, вдыхает и выдыхает, медленно и ровно, истекая кровью на траву, ожидая смерти.
