Мишель Роман - Джонни Рики Звезда (СИ)

Сэм продолжает держать собаку за шерсть и приближает к ее уху маленькое но от того не менее зловещее оружие, смотрит Тиму в глаза и что-то говорит, улыбается. Огонь уже горит не только в костре, он по-настоящему пылает в глазах этого парня. Сэм наваливается животному на спину и придавливает к земле, от чего зверь скулит, он рыдает как человек, вынужденно вытягивает лапы, царапает землю. Вдруг Сэм заносит над головой руку и резко опускает ее вниз. И Тим видит, что там, где только что была одна лапа рыжего пса, стало две. Нет, не две. Просто Сэм отрубил псу лапу.

Тим кричит во все горло, его уже должны услышать в городе, не то что в коммуне за церковью, но они по-прежнему одни на мрачной поляне. Плачь полного и искреннего сострадания сливается с визгом, вырывающимся из пасти покалеченного животного, он хочет сбежать, но попытки его слабы и не увенчиваются успехом. В черных глазках собаки столько боли и непонимания, что Тим буквально сливается с состоянием пса, он почти стал им и чувствует боль, но не может пошевелиться, а добрые и переполненные страданием глаза животного, продолжают кричать о помощи.

Сэм перехватывает нож другой рукой, крепче надавливает коленом на спину животного и поднимает его горло к небу, собака тяжело выдыхает горячий воздух, и клубы пара рассеиваются где-то в темноте. Сэм подносит нож к горлу рыжей собаки и медленно, но сильно, проводит по нему лезвием. Изможденный стон невинного животного вмиг будоражит обитателей леса, птицы взметают в небо, совы громко ухают. Кажется что даже те самые страшные существа из сказок, которые живут в лесу, прячутся в страхе где-то в своих норках.

Наступает тишина. Тим слышит только собственные всхлипывания. Он тяжело поднимает голову и смотрит на тех собак, что еще живы и привязаны к стволу маленькой ели неподалеку. Животные молчат, как-то мудро и печально нюхая землю, смотрят на сородича с перерезанным горлом.

— Быть мужчиной тяжело. Но я тебя научу. Ты только смотри внимательнее и запоминай урок. — Сэм достает из кармана спортивной куртки какой-то флакон, мгновение рассматривает то, что написано на этикетке и идет к двум собакам на привязи. Обычные дворняжки. Одна коричневая, другая серая с рыжеватыми пятнами. Они лают громче по мере приближения садиста, они, наверное, видят его черное сердце, знают, что в этом человеке живет самое настоящее зло. Может быть, они даже кричат на своем собачеем языке всем родным, просят о помощи, — нас сейчас убьют, скорее, соберитесь стаей и бегите к нам на помощь, но Сэм слишком близко он не боится дворняжек. Отвинчивает крышку флакона и поливает животных вязкой, прозрачной жидкостью.

— Пожалуйста, пожалуйста! Оставь их, я усвоил урок, я буду сильным, как ты хочешь, только не убивай их. Ты же уже убил одного… ну хватит, Сэм! Ради Иисуса, я прошу тебя! — уливаясь слезами, молит Тим, протягивая маленькую ручку к Сэму, будто видит живого миссию. Но тот лишь улыбается на просьбы ребенка.

— Я же говорил что жалость это плохо. А тебе ведь жаль этих блохастых тварей? — Сэм берет из костра пылающею хворостинку и держит над мордами лающих псов. Он выжидает.

— Не причиняй им боль. Они и так страдают, потому что ты убил их друга, разве ты не видишь, что они плачут? — но Тим знает, Сэм не видит, ему просто плевать.

— Тебе их жаль? — кричит Сэм на всю поляну, и капли слюны разлетаются в стороны.

— Да. Мне жаль их. Жаль! Ты доволен?! — рыдает мальчик, окончательно ослабевая и падая на землю.

— Тогда смотри и учись, как нужно избавляться от жалости. — пальцы парня разомкнулись и обхваченная желтым пламенем веточка упала на тела собак и они в миг вспыхнули, как первые яркие звезды в ранних сумерках. Животные заскулили, заметались, но прочная веревка не дала им возможности высвободиться.

Они визжали от боли и горели, метались на месте, сталкивались, падали на задние лапы и снова подымались, заживо сгорая на глазах ребенка. Воздух наполнился удушающим ядовитым запахом горящей шерсти и плоти. Черный дым от горящих заживо собак, распространялся по всей территории поляны, словно зловещий танцор, исполняющий свои жестокие па, под аккомпанемент рыдающих от боли животных.

Спустя растянувшееся до бесконечности мгновение, псы затихли. Сначала серый с рыжеватыми пятнами, затем бурый. Теперь их было уже не различить. Обуглившиеся тушки, источающие удушающий аромат жженой плоти.

Сердце Тима сжалось в третий раз и будто исчезло, уменьшившись до бесконечности. Ребенок потерял сознание и провалился в глубокий темный сон. Ему снилось, что при свете дня он резвиться с тремя псами на залитой солнцем поляне. Рыжий пес с добрыми черными глазами, бурый и серый, все они живы. Они его друзья. Собаки путаются под ногами, бегают за ним, прикасаются холодными мокрыми носами, и никто из них не чувствует опасности. Её здесь нет. Потому что нет в этом мире и людей.

Пятница, 6:00 утра

Джонни, любивший, когда друзья зовут его составным прозвищем Джонни Рики Звезда, смотрел через пустую оконную раму на родную улицу. Все тот же голый двор, каменные клумбы, два одиноких фонаря. Ничего не меняется. И не менялось раньше. Он ощущал себя потерянным во времени, когда уже не знаешь, движется ли оно вперед, или как тебе все больше кажется, упрямо стоит на месте. Джонни хотелось, чтобы что-нибудь произошло, просто изменилось, хотя бы на миллиметр сдвинулось с исходной точки. А начало это — он сам, его жизнь. Отвергнутый большей половиной общества мальчик гей, с лишившейся рассудка матерью, унизительной работой в секс-шопе, не имеющий постоянного партнера и преследуемый кучкой имбицилов, из-за которых, он, собственно и смотрит на ненавистную ему улицу через пустой оконный проем. Вчера отморозки снова решили напомнить ему, что таким как он не место в их «нормальном» мире и не придумали ничего лучше и умнее как бросить камень в его окно.

Когда поздним вечером окно Джонни Рики Звезды разлетелось вдребезги и он, прячась за шторкой, выглянул наружу, разглядев на улице трех парней и ребенка, ему в голову пришла мысль — что по большей части мир за последние две тысячи лет не слишком-то изменился. Да мы носим в карманах дорогие Айфоны, преодолеваем расстояния за считанные часы и научились побеждать многие болезни, но ненависть и нетерпимость по-прежнему в образе камня прилетает в чье-то окно, или того хуже, в чью-то голову.

Джонни еще несколько секунд пялился в зияющее пустотой окно, а потом принял решение затянуть дыру полиэтиленовой пленкой и липкой лентой. Вставлять стекла, он не умел. Да ему было и плевать, как это смотрится со стороны, главное чтобы по квартире не гулял сквозняк. Пусть они хоть все окна выбьют в его квартире — ему наплевать, так будет даже лучше, зато не придется выглядывать наружу и видеть эту чертову улицу.