Пауль Локамп - Охотник на ведьм

– Жизнь, Александр, вокруг обычная жизнь. Пусть это и Чистилище. Я бы мог многое рассказать, но думаю, сейчас нет такой необходимости. Вы в смятении – вполне, надо заметить, понятном. Лучше не пытайтесь сейчас разобраться. Время – лучший учитель.

– После того, что увидел там, – кивнув на костел, сказал я, – мне вообще будет трудно кому-то поверить.

– Не судите, да не судимы будете, – сказал ксендз, – не все в мире так просто, как бы нам этого хотелось.

– И можно вот так жить рядом с жертвой, не пытаясь ее уничтожить?

– Как видите, можно. Если…

– Если что?

– Если договориться, что придет день, и вы убьете ее.

– Вы договорились с Нежитью, с нечистой силой? Вы в своем уме, святой отец?

– Не хамите, молодой человек, – ксендз прищурился. – Со временем вы научитесь и не такому. Если совершать поступки, следуя только канонам нашей профессии, то можно не заметить, как переступите черту, отделяющую нас, Охотников, от Нежити.

– Простите, но я не понял…

– Со временем поймете. Изредка приходится поступаться принципами и откладывать свершение правосудия на позднее время.

– Чтобы Нежить существовала?!

– Чтобы имела шанс повернуться лицом к Богу, – Станисловас поднял на меня глаза. – Всегда должен быть шанс, пусть иллюзорный, но обязан существовать.

– Вы играете в опасные игры, Отче.

– Я в них играю не первую жизнь, Александр, – согласился он, – но эта игра последняя. Убив своего брата, я получу прощение.

– Почему же не сделаете это сейчас?

– Хочу дать возможность упокоиться с миром. Но довольно про меня, ваш Авгур должен был объяснить путь, которым отныне будете следовать?

– В общих чертах – да, но поверьте, яснее мне не стало.

– Вы уже убивали?

– Да, на меня напала, – я запнулся, – Нежить с тьмой вместо глаз.

– Выражение, что глаза – это зеркало души, появилось не просто так, – кивнул он, – но это не единственная примета.

– Что?!

– Неужели вы полагаете, что темный провал – это единственный примета наших, – он немного замялся, – наших подопечных?

– Разве это не так?

– Нет, Александр. Все намного сложнее. У ведьм, например, есть глаза, потому, что есть душа. Черная, проданная Дьяволу, но есть. Поэтому с ними бороться опаснее всего. Со временем вы научитесь распознавать и чувствовать их колдовские козни. В этом вам поможет перстень, правда, я не могу сказать, как – каждый действует по-разному. Например, мой – Станисловас поднял правую руку, показывая черный перстень на руке, – темнеет, когда мой брат неподалеку. Пока не научитесь, будьте осторожны, не рискуйте без необходимости, и, главное, никому в этой жизни не верьте.

– Даже Авгуру?

– Никому, – он немного помолчал. – А знание… Оно придет само, со временем.

– У меня такое ощущение, что вы смирились, – сказал я. – Это так?

– Да! – Станисловас резко ответил мне, словно боясь ответить иначе, и посмотрел мне в глаза с такой злобой, что я чуть не оскалился в ответ, отвечая на его ярость, – Да, смирился. Нашел свою Нежить и убью ее, когда придет время. Получу прощение и упокоюсь навечно, оставив за плечами седьмую жизнь и этот проклятый небесами мир! И не тебе меня судить, Александр!

– Может, и так, – я пожал плечами и поднялся со скамьи. – Может, и так. Но знаете…

– Что еще?

– Corruptio optimi pessima…[3]

Когда подходил в машине, неподалеку, метрах в тридцати, в тени придорожных деревьев заметил неприметный Гольф темно-серого цвета. Внутри, приоткрыв окна, сидели два парня, которые так откровенно меня разглядывали, что я даже усмехнулся. Экая наглость, право слово! Может, шугануть их, дилетантов частного сыска? С этими мыслями, уже приоткрыв дверь в свою машину, я вдруг резко повернулся и направился к ним. Как бы не так – не успел пройти и десяти шагов, как ребятки шустро завели свой пепелац и уехали, оставив меня в одиночестве. Из ворот храма, уже начинали выходить люди со строгими и задумчивыми лицами, будто, отсидев положенный срок на жестких скамьях храма, они разом избавились от всех грехов, которые успели натворить за свою долгую жизнь…

Серые ленты улиц, слепые зеркала витрин и теплый свет окон, за которыми жили люди со своими грехами и надеждами, любовью и злобой. Каунас на редкость неоднороден – то привлечет уютной, почти обволакивающей, тишиной скверов, то резко оттолкнет безвкусицей новомодных зданий, построенных за последние десять лет. Хотя нет, их не строили, а будто разбрасывали по карте города, не особенно заботясь о том, куда упадут эти серые коробки из стекла и бетона. Наверное, это удел всех городов, история которых насчитывает не одно столетие. Уже несколько часов, я бесцельно езжу по Каунасу, словно боюсь остановиться. Кажется, заглушу мотор – и все, больше не найдется сил, способных сдвинуть меня с места; так и буду стоять на обочине, обняв руками руль. Господи, за что? За что на меня свалилось это предназначение – словно клинок сверкнул над головой и замер, едва коснувшись шеи. Сердце билось, срываясь с ритма, будто пыталось вырваться из груди. «Все, что меня не убивает, делает меня сильнее» – всплыла в памяти фраза, возвращая в этот шумный мир, до краев наполненный вопросами, на которые у меня нет ответов. Значит… Значит, еще поживем.

Мягким движением бросаю машину в крайний левый ряд и, пропустив несколько машин, разворачиваюсь. Краем глаза отмечаю знакомую серую машину, которая пыталась повторить мой маневр, но безнадежно отстала, нарвавшись на чей-то злой гудок. Правильно, нечего по городу гонять – ездить надо легко и непринужденно, словно вальсируя. Один мой знакомый, старый друг отца, в свое время трудившийся в ГОН'е[4], утверждал, причем не голословно, а подкрепляя фактами и примерами, что хороший водитель может проехать по городу, ни разу не прикоснувшись к педали тормоза. Таких высот мастерства я никогда не достигну, но правильно ездить он меня научил. Взглянул на часы – девять часов вечера, если немного поторопиться, то вполне успеваю в ветеринарную клинику за витаминами для Тишки. И еще – откуда я вдруг вспомнил это латинское выражение, сказанное ксендзу на прощание, ведь отродясь латынью не интересовался. Хм, интересно память работает – будто обрывки прошлых жизней всплывают в голове, такими темпами аккурат к пенсии и про ведьм что-нибудь полезное вспомню. Конечно, если они сами, раньше воспоминаний, до меня не доберутся. А к ксендзу придется еще раз наведаться; мелькнула у меня одна идейка касательно его коллег. И помочь он должен – я усмехнулся – да что там должен, просто обязан! Есть один способ, как взять его за жабры, чтобы даже трепыхаться не вздумал.