Ядвига Войцеховская - По ту сторону стаи

   - Я знаю, что творится в голове у каждого из вас, - вдруг говорит Райт. - И это мне скорее нравится, чем нет. Нельзя отучить человека думать. Тогда он станет бесполезен, и, следовательно, не нужен. Мне наплевать на ваш кодекс крови. Хотите оправдывать им всё, что вы делаете - оправдывайте. Не хотите забывать, что я полукровка - не забывайте, я не против. Вы правы в главном: есть люди, и есть мы - и должна быть грань. Те, кто не является людьми, уцелели только потому, что они - легенда. Плевать на идею, но правила надо соблюдать. Раз традиции полезны - они нужны, не так ли, господа? Я не стану давать пустых обещаний и рассказывать, что уже через неделю всё изменится, как по волшебству. Тем более что сейчас было бы глупо раскрывать истинное положение дел. То есть, кто есть кто, - добавляет он. - В Британии спокойно - и отныне будет спокойно всегда. Я хочу, чтоб вы покинули Утгард и далее отправились в Кинг-Голд-Хаус, он надёжно скрыт. Опёка владетеля распространяется на всех десятерых.

   Наши поместья отнюдь не невидимы, и не спрятаны за изнанку зеркала - до них попросту не дойти. Они защищены тем, что захотеть войти внутрь и действительно попасть туда может только тот, кого проведёт владетель. Мы переглядываемся, но у нас хватает ума не задавать вопросов. Старая развалина Кинг-Голд-Хаус определённо не то место, где нас могли бы искать, даже если "покойникам" как-то и удалось бы миновать опёку.

   - По возможности не убивать, - Райт акцентирует внимание на последнем слове и практично говорит: - Конечно, я понимаю, что вам много что понадобится. Всё, что может пригодиться человеку, если он... не тут, - Райт поддевает пальцем тарелку с какой-то жижей, стоящую сбоку комендантского стола и с грохотом переворачивает. Обед проклятого ублюдка, который уже никогда не попадёт по назначению, жирными пятнами расплывается по стопке судебных дел. А он продолжает, ставя после каждого слова недвусмысленные свинцовые точки: - Но. Не. Привлекать. Внимания. Вас нет. Вы растворились. Исчезли из страны. Полагаю, вы уже научились жить вне закона.

   О, да, вне закона мы были, кажется, едва ли не всю сознательную жизнь. Но теперь я знаю: другое завтра наступит.

   - Чуть позже вам предстоит много работы: облазить все дыры и закоулки, перетрясти каждый дом, с подпола по чердак, каждую забегаловку или подвал - из всех щелей вытащить тех, кто унижен нынешней властью и Утгардом, и согласен на всё.

   Фэрли хочет что-то спросить, и Райт, видимо, знает об этом.

   - И я не хотел бы разочароваться в вашей проницательности и осторожности, - продолжает он.

   У кого-то из нас остались осколки Семей, у кого-то - друзья. В том числе и у самого Райта, - думаю я и тут же осекаюсь.

   У него теперь вряд ли могут быть друзья. Слуги - да.

   Даже если ему всего только двадцать и он полукровка.

   - Правильно, Близзард, - оборачивается ко мне Райт. - Только слуги. И выбор их отнюдь не определяется примесью человеческой крови. Меня интересует сила, ум и прежде всего чёткое понимание своего места. Каждый должен осознавать, что, однажды принеся Клятву, связан ею до смерти.

   Райт замолкает. Разговор, вернее, монолог, окончен.

   Я думаю о Винсе. На висках выступают холодные капли, руки начинают дрожать - и я даже знаю, отчего. Он помешан на полукровках больше, чем кто бы то ни было, и я ума не приложу, как он себя поведёт, узнав, что произошло. И если... до крови закусываю губу... если...

   Райт равнодушно наклоняется над телом коменданта и стаскивает у него с пальца кольцо. Он протягивает его Фэрли и говорит:

   - Прошу. Британия ждёт.

   Мы молча склоняемся в поклоне и выходим. Впрочем, что касается меня, то "выходим" - это сильно сказано. Как только дверь остаётся позади, я почти падаю на руки Лене и Макрайану. Из носа стекает струйка крови, я стираю её пальцами и смотрю с удивлением, будто ожидая увидеть там нечто иное. Такая ярко-красная, и пальцы липнут друг к другу, когда я сжимаю их в кулак. Лена сама еле держится, но подхватывает меня под локоть.

   Шум прибоя раздаётся где-то в темноте. Но близко море или далеко, не разобрать. А высоко в небе льдистые иглы звёзд. И огонёк фонаря, который со скрипом раскачивается на проволочной дужке. По-прежнему Фэрли старший, и единственный пока на десятерых ключ у него.

   Попасть внутрь самой крепости нельзя извне никак. Во избежание она изолирована наглухо. И выбраться отсюда можно только дойдя до зеркала, которое до этого дня открывалось, похоже, исключительно в Сектор.

   Оживает мёртвое доселе стекло, и ледяные брызги моря и шум прибоя остаются позади, в холодной пустоте Межзеркалья, куда мы надеемся больше никогда не вернуться. Впереди ждёт британская зима, но какая она, наверное, тёплая. Мы попадаем прямо в Кинг-Голд-Хаус, нашу временную резиденцию, благо все прекрасно помним, как она выглядит изнутри. Здешнее зеркало не отличается легкомысленным нравом, и нет опасности, что оно выкинет какой-нибудь фортель. Дом величествен, но полуразрушен. Свет фонаря выхватывает из темноты паутину в углах, ветхие стенные панели и вытершиеся ковры. Создатель, я никогда раньше не замечала, насколько, оказывается, роскошен этот дом!

   Кто-то прислоняется к стене, кто-то без сил опускается на пол. Это - СВОБОДА.

   Все разговоры завтра. Мы с Леной добредаем до какой-то комнаты и валимся на кровать.  

Глава 4

     Меня будит шум. Похоже на то, что где-то течёт вода. Я открываю глаза и вспоминаю, что произошло.

   Я в Кинг-Голд-Хаус. Плеск воды раздаётся из ванной комнаты, и там, по-видимому, Лена. Интересно, есть ли здесь хоть какая-то одежда и лекарства?

   Я захожу в ванную, которая, как оказалось, примыкает к этой спальне. Лена лежит в воде, с наслаждением откинув голову.

   - Близзард, - говорит она, чуть приоткрыв глаза.

   - Легран, - отвечаю я.

   Она такая худая, что похожа на скелет. Кожа бледная, в шрамах и кровоподтёках. Чуть выше левого локтя - перечёркнутый зигзаг клейма, чуть пониже ключицы - две рунические татуировки. Как и у меня. Номера заключённых. Интересно, их можно вывести?

   Какие порой дурацкие мысли лезут в голову, и совсем не вовремя. Я вне закона, у меня на руке "волчий крюк", который уж точно не сведёшь никакими притираниями или снадобьями, и в моём собственном мире я не имею ничего - ни дома, ни денег, ни даже шерстяного платья. А я, как дура, думаю о том, удастся ли свести синие утгардские руны, и, если не удастся, то какой фасон платья придется носить. А вокруг нет каменных стен в потёках влаги, конвоиров, выволакивающих тебя, истекающую кровью после разговора по душам, всех на одно лицо, нет жестяной раковины с кровавыми ошмётками собственных внутренностей, а есть зима, такая тёплая, словно мы в тропиках, хотя, наверное, это только так кажется, и есть - свобода. И есть эти слова, иглой засевшие у меня в мозгу - всё, что ты захочешь. И как же много можно, оказывается, захотеть!