Каролина Фарр - Загадка Кондор-Хаус

Я с изумлением смотрела на него.

— Вы можете любить ее так глубоко… так бескорыстно?

— Я люблю ее, да поможет мне Бог, — хрипло произнес он. — Это все, что я знаю. И здесь ничего нельзя изменить. Может, оттого, что большую часть жизни был одинок, я не могу винить Симону за то, что она такая, какая есть. Нет двоих людей, похожих друг на друга, но она знает, как я к ней отношусь, и она знает, что может мне доверять. Ей нравится, что я рядом. И я доволен тем, что нахожусь рядом с ней. Так что видите, Маделин, в реальной жизни возникают порой более странные ситуации, чем в сценариях, которые вы пишете. Здесь я, и здесь же Сангер, и мы ладим, по крайней мере внешне.

— А шофер? Дакарди?

— Он не играет никакой роли. Дакарди здесь только потому, что хорошо водит машину. Симона любит ездить быстро, а он в этом деле большой мастер. И оба давно забыли, что было между ними в Монако.

— Но вы не кажетесь мне смиренным человеком, Брюс, — недоверчиво произнесла я.

— Нет, — медленно произнес он. — Я тоже не считаю себя таковым. Мне пришлось убивать людей много раз во время войны и во время восстания в Африке. Я знаю, что такое ревность и горечь, и порой испытываю искушение снова начать убивать. Но еще знаю другое: мне нужно только подождать, и Симона вернется ко мне. Это неизбежно. У меня есть и время, и терпение; я охотник, который знает, как пользоваться подобными вещами. Для меня терпение и осторожность стали способом жизни.

Я покачала головой:

— Думаю, Симона просто глупа, если не понимает, что потеряла.

— Нет, — спокойно возразил он. — Просто она Симона. И поскольку для любви не нужны основания, я испытываю по отношению к Симоне именно это чувство… Но вы же не собираетесь стоять так и заниматься психоанализом. Давайте пойдем и выпьем мартини.

Я улыбнулась:

— Дайте мне пару минут, и я буду готова.

— Можно мне посмотреть рукопись, пока я жду?

— Конечно, если сможете разложить ее по порядку.

Я прошла в другую комнату, подкрасилась и быстро переоделась. Когда я вошла, он был погружен в чтение, его темные брови были сведены, в волосах оказалось значительно больше седины, чем я заметила утром, и при ярком свете настольной лампы я рассмотрела морщины па его сильном суровом лице.

Он быстро взглянул на меня:

— Очень хорошо!

— Спасибо.

Когда мы спускались по лестнице, он стал рассказывать об Африке и об охоте. Я поняла его потребность сменить тему разговора, к тому же его стоило послушать. Разговоры об охоте продолжались весь обед, но очень скоро охотник стал слушателем. Теперь охотничьи истории рассказывали Симона и Харви Сангер. И делали это они совсем по-другому.

Когда об охоте рассказывал Брюс Монро, он с симпатией говорил о диких животных, оставивших шрамы на его крепком теле; он описывал мне их как смелых и хитрых существ. И он явно не испытывал удовольствия, убивая их, даже если было необходимо спасти собственную жизнь или жизнь клиента. Когда он говорил об убийстве дикого животного, в его речи звучали извиняющиеся, почти виноватые нотки.

Двое других относились к охоте явно по-другому. Сангер открыто хвастался своей храбростью из-за того, что встретился лицом к лицу со зверем и убил несчастное животное, у которого не было никаких шансов спастись от современного мощного оружия. И я не могла понять, почему Симона испытывает такое удовольствие, рассказывая о своих подвигах. Мне казалось неестественным, что имеющая отношение к искусству женщина любит охотиться и убивать.

Я утратила всякий интерес к их рассказам. Они продолжали говорить о сафари в Африке, тиграх в Азии, ягуарах в Южной Америке и постепенно полностью исключили Брюса и меня из разговора.

Я обрадовалась, когда обед закончился. Но в Кондор-Хаус жизнь шла по определенному образцу и за обедом следовали кофе и ликеры в гостиной. Я прошла туда вместе с Брюсом и стала пить бенедиктин и черный кофе, поданные под руководством опытного дворецкого Уолтона.

Остальные остались в столовой, продолжая болтать об охоте, и Брюс Монро снова заговорил.

— Вы занимаетесь верховой ездой, Маделин? — спросил он, зажигая мою сигарету.

— Да. А здесь есть лошади? — удивленно спросила я. — Лошади и дикие животные в клетках, по-моему, несовместимы.

— Есть пара верховых. Их держат на конюшне в закрытом дворе в восточной части поместья. Там их не тревожат другие животные. Симона редко использует их, да и в любом случае они мои, а не ее. Они не так уж часто тренируются, и вы можете пользоваться одной лошадью, пока живете здесь. Паша, гнедой, особенно спокойный и обладает легким аллюром. Симона одолжит вам свой костюм для верховой езды, если нужно.

Я улыбнулась:

— Вы очень добры, Брюс, но, к сожалению, у меня очень напряженный график работы.

— К вам скорее придет вдохновение, если вы будете каждый день кататься верхом по дороге или по лугам. Это помогает прояснить мысли. Не говорите «нет» до тех пор, пока не увидели лошадей.

Я засмеялась:

— Что ж… хорошо.

— Вы не пожалеете.

Его улыбка была очаровательной. Он тотчас же поменял тему разговора.

— Я заметил, что вам не понравилась версия охоты в Африке Харви Сангера.

— Нет, не понравилась. — Я посмотрела на него. — Откровенно говоря, мне показалось, что он преувеличивал опасность. На самом деле животные не могли причинить ему большого вреда, ведь он был вооружен современным мощным оружием, а рядом стоял такой же, как вы, охотник-профессионал, который защитил бы его, если бы он промахнулся.

Усмехнувшись, он бросил взгляд в сторону столовой.

— Многие охотники-любители склонны к преувеличению, Маделин. Они ездят на сафари только для того, чтобы иметь возможность потом хвастаться и демонстрировать свои трофеи. А поскольку они щедро заплатили за эту привилегию, я считаю, имеют полное право делать это. Харви ничуть не лучше и не хуже других. Я встречал немало подобных ему в свое время.

— А как насчет Симоны?

— Она совсем другая. — В его серых глазах появилось какое-то отсутствующее выражение. — Мужчины, такие как Сангер, подобны горностаю в курятнике. Их быстро опьяняют убийства. Не успеешь обеспечить их одним превосходным трофеем, а они тотчас же хотят другой. Добудь им льва, и они захотят еще трех. Иногда приходится напоминать им законы, касающиеся охоты чтобы их как-то унять. Я встретил и нескольких женщин, которые вели себя подобным образом на сафари. Но Симона совсем другая. Сначала было похоже, будто она искала смерти. Во всяком случае, мне так казалось. Вы же знаете, она потеряла первого мужа. Казалось, Симона обладала безграничной энергией и была абсолютно лишена страха. Но в ней таилась какая-то глубокая печаль. Она подвергала себя огромной опасности. Несколько раз я пригрозил, что отвезу ее обратно в Найроби. Она давала обещание вести себя разумно, но на следующий день снова выкидывала какой-нибудь фокус, приводивший нас обоих на грань гибели. Думаю, именно это и заинтересовало меня в ней больше всего. Я пытался понять, почему женщина, обладавшая столь многим, ради чего стоило жить, казалась абсолютно равнодушной к жизни.