Анатолий Гончар - Оборотень

— Изгони дьявола из души своей.

Говоря это, знахарка время от времени окунала ладонь в лохань с дурно пахнущей жидкостью и, резко взмахивая ею, обдавала стоящего у дверей графа дождём мелких брызг. По всему было видно, что тот даже не замечает этого, в надежде избавления полностью обратившись в слух. Зато стоявший рядом с барином Прошка, присев на колени и стараясь не дышать, уткнулся носом в шубу, едва сдерживая рвоту. Что там уж намешала знахарка в своё пойло, он не знал, но запах стоял препротивнейший, что- то среднее между запахом свежей крови и запахом полуразложившегося трупа. Причем запах трупа явно преобладал. Граф стоял, вслушиваясь в речь и не замечая ничего вокруг. Постепенно на него снова начала наползать дремота. Мысли стали плавными, тягучими, веки отяжелели, и он повалился на подставленные Прошкой руки. Ему показалось, что он плавно полетел по воздуху, взвился над деревьями и, пронесясь над болотом, опустился на южном склоне кургана. Стояла ночь. Звезды, вычерчивая замысловатые линии, падали с неба. Искрой сверкали и пропадали блуждающие по лесу светляки. Зимы не было. Воздух наполнялся жужжанием тысяч ночных кровососов, но они не спешили полакомиться появившимся на холме человеком. Наоборот, почтительно жужжа, облетали его стороной. Один комар, ненароком коснувшийся крылом лица стоявшего Вольдемара, с диким ужасом попятился назад и, едва не умерев от страха, забился в росший неподалеку мох. Граф с каким- то животным наслаждением ощутил идущую от себя мощь. Он, с хрустом потянувшись, расправил затёкшие, как от долгого сна, члены. И только тут неожиданно вспомнил причину, по которой он здесь оказался: Людвиг!

— Мне надо найти Людвига! — забилось в его растерявшемся сознании, которое уже не понимало, кто он и что он.

Вдруг в окружающей обстановке что — то переменилось. Западный склон кургана раскрылся наподобие двери, и из него нетвердой походкой вышел прадед Людвиг. Одежда на нём кое- где поистрепалась, некогда густые чёрные волосы выцвели и выпадали на землю целыми прядями Он что- то хмыкнул, улыбнулся и, глядя на звёздное небо, тоскливо взвыл. И, словно по мановению волшебной палочки, на небосводе появилась полная луна, затмив собой звёзды. Черты самого Людвига стали меняться. Лицо медленно вытянулось, улыбка превратилась в оскал, одежда исчезла, а всё тело покрылось длинной чёрной шерстью. Людвиг, ставший оборотнем, грациозной походкой подошёл к неподвижно наблюдавшему за всем этим, графу, и, недовольно рыкнув, лёг подле его ног. Странное дело, но стоящему на кургане графу не было страшно. Наоборот, он ощутил прилив сил и непомерную радость от осознания своего владычества, своей власти над окружающими его кровососами. Он уже знал, что кроме видимых ему комаров вокруг вьётся неисчислимо большее число невидимых кровососов и упырей, отнимающих у людей не только кровь, но саму жизнь. Смерть, такая страшная в реальной жизни, сейчас показалась ему жалкой старухой, не способной ни на что без этих вездесущих и проворных тварей. Вот, переливаясь всеми цветами радуги, промелькнула и исчезла стайка энергетических вампирчиков. Вот вслед за ними унеслись стяжатели душ, наделяющих людей злобными мыслями. Нестройными рядами закружили в воздухе носители безумия, заставляющие людей делать необдуманные поступки. За ними лавиной двинулись Бегунки зависти. Вслед неслись всё новые и новые рои неведомых графу монстриков и, казалось, им не будет конца.

— Вот кто по- настоящему отнимает нашу жизнь! — подумал он. — А старуха смерть приходит лишь для того, чтобы подобрать бренные останки того, что когда-то звалось жизнью. Они пожирают нас злобой и завистью, высасывая из нас положительную энергию, которой и так в нас не слишком- то много! Теперь понятно, почему злые живут дольше добрых. Они помогают злыдням- упырям творить своё чёрное дело. Смерть? Да смерть- никто перед тем, кто повелевает всей этой нечистью.

— А кто ей повелевает? — внезапно пронеслось в его голове. И тут же из раскрывшейся пасти волка — оборотня прозвучал ответ:

— Ты будешь повелевать нами! Это твоё предначертание! Приди к нам и твоя власть над живущими будет безгранична!

— Как я должен придти к вам? — хотел спросить удивлённый граф, — но видение стало пропадать, таять за появившейся белесой дымкой…

Знахарка, не переставая говорить, встала с жалобно скрипнувшей скамьи и, не спеша подойдя к окну, распахнула большую, почти в пол- окна форточку. Вернувшись обратно, она взяла лохань и, перекрестившись, вышвырнула её вон.

— Что, ведьма, и тебя пробрало? — вдыхая всей грудью текущий по полу свежий воздух, со злорадством подумал Прошка, и тут же боязливо спрятал лицо в мех шапки, опасаясь, что баба прознает про его мысли.

Воздух в помещении значительно посвежел. Лежавший на топчане граф вздрогнул как от озноба и, приподнявшись на локтях, негромко застонал. Голова, наполненная бессвязными мыслями, трещала хуже, чем с перепоя. Еще раз застонав, он свесился на сторону и, едва не упав, сел.

— Что, касатик, очнулся? — услышал он ласковый тихий голос, раздавшийся над самым ухом. — Хватит почивать- то, пора до дома!

Граф открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо знахарки. Она широко улыбалась, а челюсти её по- прежнему что-то жевали. В голове бились слова бабы: — "Изгони в себе дьявола". -Как изгнать? — хотел спросить он, но уже второй раз за сегодняшний день не сумел задать вопроса и молча двинулся к выходу. Когда дверь за ними уже закрылась, до его слуха долетели сказанные вдогонку слова знахарки:

— Сделай выбор, граф!

С тяжелыми мыслями он ехал назад. Посещение знахарки не только не избавило от мучивших сознание вопросов, но и породило новые. К тому же, душа его как бы раздвоилась, а он сам в третьем облике стоял посредине, не решаясь сделать шаг в ту или иную строну…

Прошла неделя. Состояние, которое испытывал в эти дни граф, было похоже на состояние человека, висящего над пропастью: еще не падающего, но уже и не уверенного в том, что в следующую минуту он не полетит навстречу ждущим внизу скалам. Но в отличие от скалолаза, пытающегося хоть как- то добраться до спасительной тверди, Вольдемар Кириллович не предпринимал ничего, способного помочь ему выйти из этого состояния, полностью отдавшись на волю течения времени. Его даже устраивала эта двойственность, возникшая в его мыслях. При этом сам он — основное его Я, как бы оставалось посередине, не принимая ничью сторону, и граф мог без содрогания наблюдать за жуткими монстрами, резвящимися в его собственном рассудке. Старуха цыганка и упырь — оборотень почти не появлялись. А если и появлялись, то в виде жалких уродцев, не вызывавших никаких иных эмоций, кроме беспредельной брезгливости. Такое состояние продолжалось до первых чисел масленицы…