Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы

Похрюкин уставился на вошедших с прокурорской надменностью:

— Почему без доклада? Я занят! Анна Петровна… — это, должно быть, Похрюкин хотел потребовать от секретарши выполнить ее служебный долг.

Но борчиха ничем помочь ему не могла, даже если б того и желала. Воспитанная на славных традициях, она к обладателям удостоверений типа продемонстрированного Поцелуевым по-прежнему относилась со страхом и подобострастием. Не осознала еще, понимаете ли, бор-чиха, что за окнами ее приемной уже возводится правовое государство. Увы, не осознала.

Поэтому взывал к ней Похрюкин напрасно. То есть, перед нашими героями остался он беззащитным.

И никто не помешал Поцелуеву проследовать к монументальному столу Генриха Поликарповича и жестом профессионального доминошника рубануть с размаху томно-вишневым удостоверением по обласканной старым мастером крышке упомянутого стола. Осталось только воскликнуть «Рыба!».

Поцелуев этого не воскликнул, а, посмотрев на Похрюкина влюбленно, спросил тихо и увещивающе:

— Ну чего орем-то? Чего горло зря надрываем?

Лучше документик мой посмотрите, а уж потом сотря сайте воздух.

Оказавшееся перед ним удостоверение Похрюкин. естественно, изучил, причем, поначалу весьма недоверчиво, а потому все написанное в нем пробежал нервными глазками трижды. После чего совершенно для Слюняева неожиданно заулыбался. И даже на самого Слюняева покосился без обычной ненависти, которую давно и всей душою питал к киноведу.

Указав незваным гостям на стулья перед своим столом, Похрюкин пригласил:

— Что же это вы стоите? Садитесь! В ногах, как известно, правды нет.

— Боюсь, что в этом заведении правды нет вообще! — не удержался Слюняев. Ну, не нравилось ему, что Похрюкин отнесся к поцелуевскому документу вроде как равнодушно.

Но начальник областной культуры слюняевского укуса заметить не пожелал, а потому не ответил. Вместо этого он обратился к Поцелуеву:

— Итак, товари… госпо…

— Товарищ я, товарищ, — внес ясность Поцелуев. — Был, есть и буду товарищем. До гробовой доски!

Похрюкин вздохнул облегченно:

— А как относятся к такой несовременности в вашем многоуважаемом учреждении?

В нашем многоуважаемом учреждении все товарищи, — не моргнув глазом, пояснил Поцелуев. — Но вы, Генрих Поликарпович, о чем-то другом ведь спросить хотели?

Начальник культуры развел руками:

— Ну а как же? Я с вашего позволения хотел бы узнать, что вас, представителя… нет, сотрудника столь многоуважаемого учреждения, да еще из столицы, при вело ко мне? Вы что же и организацией культуры инте ресуетесь?

— Мы интересуемся всем! — был коварный ответ.

Откинувшись на спинку кресла, Похрюкин с едва раз личимой, но робостью в голосе поинтересовался:

— Значит, я должен расценить ваш визит таким обра зом, что у вас есть ко мне какие-то претензии?

Поцелуев замахал на хозяина кабинета руками:

— Претензии? У нас к вам? Да что это вы?! Ника ких!.. Ну какие у нас могут быть к вам претензии? — Поцелуев глянул на Слюняева, и киноведу взгляд его не понравился. Поцелуев же говорил: — Вот и товарищ Слюняев, человек во всех отношениях надежный и в нашем учреждении уважаемый, дал вам такую характе ристику, что вам в пору медаль вручать!

От удивления Похрюкин скуксился, а физиономия Слюняева вспыхнула алым, но тут же налилась серым.

Он дал Похрюкину какую-то распрекрасную характеристику? В пору на медаль?.. Что, елы-палы, за ахинея?!

Первым из них смог заговорить Похрюкин:

— П-п-правда?.. А я-то и не подозревал, что товарищ Слюняев так высоко меня ценит. Приятно слышать, — и кивнул киноведу дружелюбно.

Наблюдая за ними с улыбкой веселой и снисходительной, Поцелуев принялся разъяснять, как же именно характеризовал Слюняев Похрюкина:

— Нет, в самом деле, товарищ Слюняев прямо так в своем рапорте и указал, что Генрих Поликарпович Похрюкин вот уже двадцать шесть лет, работая на разных должностях в сфере культуры, куда он был переведен из профсоюза обувщиков, успешно и целеустрем ленно культуру эту разваливает. Но с особым усердием разваливает он ее в последние годы, для чего организовал при областном управлении ряд — кажется, четырнадцать? — акционерных обществ, фондов, комитетов, ассоциаций и специализированных предприятий, которым и переводятся средства, поступающие на развитие культуры как из областного, так и федерального бюджетов… В рапорте товарища Слюняева перечислен еще ряд ваших, Генрих Поликарпович, заслуг и достижений, но, честное слово, и только что названного вполне хватит для награждения вас медалью. Правда, не сейчас. Несколько позже.

Побагровевший, словно тужившийся, Генрих Поликарпович не сразу нашелся, что сказать. Плотно сжатые, вроде как даже склеившиеся губы его разжиматься не хотели упорно. Да и не знали они, что бы такое произнести.

Слюняев же наоборот — ожил, лицом засеребрился… Молодец Поцелуев! Все правильно выдал, в самую точку!.. Правда, никакого рапорта он, Слюняев, не сочинял, но это уже пустяки, мелочь. Теперь киновед и жалел, что не сочинил, не сообщил куда следует о проделках начальника областной культуры. Пора, пора! Другим способом таких вот похрюкиных не перешибешь, — решил киновед.

Однако Похрюкин в растерянности томился недолго:

— Вы, наверное, товарищ э-э-э…

— Поцелуев, — напомнил ему советник, улыбаясь обворожительно.

— Да, конечно, простите, товарищ Поцелуев… Вы, наверное, что-то напутали, — силился улыбнуться Похрюкин.

Поцелуев осуждающе выпятил нижнюю губу:

— Я? Напутал? Нет, товарищ, я никогда ничего не путаю. Иначе давно бы, как говорится, вылетел из нашего многоуважаемого учреждения. У нас с теми, кто путает, не церемонятся… Но вы, как мне кажется, слова мои истолковали неправильно. Вы, должно быть, реши ли, что я иронизирую, что в словах моих таится некий второй, а то и третий смысл… И напрасно! Поверьте, никакого второго, третьего, тридцать четвертого смысла в них нет. Процитированная характеристика, которую дал вам товарищ Слюняев, нас более чем устраивает. И вашей деятельностью мы довольны вполне. Особенно в том плане, что проводилась она по собственной инициа тиве… Ведь вы ведете работу неимоверно сложную.

Поверьте, уж я-то знаю, что говорю!.. Экономику, ска жем, или науку развалить куда как проще. Строй обще ственный— вообще делать нечего. Цыкни на кого следу ет, кулаком погрози кому надо, и — готово. Согласны? А вот культура… Вот поэтому-то мы и ценим ваши усилия чрезвычайно высоко. И те, кто меня послал, поручили выразить вам благодарность и вручить материальное поощрение. Что я сейчас и сделаю с удовольствием.