Лиза Смит - Начало

Кэлвин Бейли, органист, исполнял «Реквием» Моцарта, но, казалось, фальшивил в каждом аккорде. На передней скамье, глядя прямо перед собой, сидел мистер Картрайт; миссис Картрайт рядом с ним рыдала и поминутно сморкалась в шелковый носовой платок. Перед алтарем стоял закрытый дубовый гроб, утопавший в цветах. Я молча подошел к нему и встал на колени.

— Прости меня, — шептал я, прикасаясь к гробу, холодному и жесткому на ощупь. Помимо моей воли в голове пронеслась череда воспоминаний: Розалин, хихикающая над своим новым щенком, Розалин, весело щебечущая о букетах для свадьбы, Розалин, тайно целующая меня в щеку в конце одного из визитов, рискуя вызвать гнев служанки. Я отвел руки от гроба и сложил их вместе, как в молитве.

— Надеюсь, что вы с Пенни встретились в раю. — Я наклонился и слегка коснулся гроба губами. Я хотел, чтобы Розалин, где бы она ни была сейчас, знала: я старался полюбить ее. — Прощай.

Я собрался было занять свое место, но замер: прямо позади меня стояла Катерина. На ней было темно-синее хлопковое платье, резко выделявшееся на фоне царившего в церкви черного траурного крепа.

— Соболезную вашей утрате, — сказала Катерина, касаясь моей руки. Я отступил и убрал руку. Как смеет она так фамильярно прикасаться ко мне на людях? Разве она не понимает, что, если бы мы не были так сильно увлечены друг другом во время барбекю, трагедии могло бы не произойти?

В ее глазах я заметил обеспокоенность.

— Поверьте, я знаю, как вам тяжело, — сказала она. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.

Меня тотчас же накрыло волной стыда: как мог я предположить, что ею движет что-либо, кроме сочувствия? В конце концов, ее родители умерли, а она была всего лишь молоденькой девушкой, протягивающей мне руку с предложением помощи. Она выглядела такой печальной, что на один короткий миг я почувствовал искушение пересечь проход между рядами и утешить ее.

— Благодарю вас, — вместо этого сказал я и, задержав дыхание, вернулся на скамью. Я сел рядом с Дамоном, который набожно скрестил руки над Библией. От меня не укрылось мимолетное движение его глаз, когда Катерина ненадолго опустилась на колени у гроба. Проследив за его взглядом, я заметил, что несколько завитков выбились из-под ее шляпки и обвились вокруг вычурной застежки голубого ожерелья.

Спустя несколько минут «Реквием» закончился, и к кафедре шагнул пастор Коллинз.

Мы собрались здесь, чтобы почтить память о жизни, оборвавшейся слишком рано. Зло поселилось среди нас, и мы не только оплакиваем эту кончину, но и черпаем в ней силы… — нараспев проповедовал он. Я украдкой посмотрел через проход на Катерину. Она сидела рядом со служанкой Эмили по одну сторону и с Перл — по другую. Ее руки были молитвенно сложены. Она слегка обернулась, словно желая взглянуть на меня. Я заставил себя отвернуться, прежде чем наши взгляды встретятся. Я не обесчещу Розалин мыслями о Катерине.

Я смотрел на грубо обработанный, прошитый железными скобами свод церкви. Прости меня, думал я, посылая сообщение вверх в надежде, что Розалин, где бы она ни была, услышит его.

11

Я шел к старой иве, и мои ноги окутывал туман. Солнце быстро садилось, но я все еще мог видеть темный силуэт, угнездившийся меж корнями.

Я присмотрелся Это была Розалин; в слабом свете мерцало ее Вечернее платье. Я ощутил привкус желчи во рту. Каким образом она могла оказаться здесь? Она похоронена, и тело ее покоится на глубине шести футов На церковном кладбище.

Собрав все свое мужество и сжав в кармане нож, я подошел поближе и заглянул в ее без безжизненные глаза, в которых отражалась зеленеющая листва. Ее локоны прилипли к влажному лбу, а шея вовсе не была разорвана.

На ней виднелись лишь две аккуратные маленькие дырочки размером не более обувных гвоздей. Словно движимый невидимой рукой, я упал на колени перед ее телом.

— Прости, — прошептал я, глядя на потрескавшуюся землю. И вдруг я поднял глаза и застыл в ужace, потому что тело уже не было телом Розалин.

Это было тело Катерины.

Еe розовые губи слегка улыбались, будто во сне.

Я едва не закричал. Я не позволю Катерине умереть! Нo, едва я коснулся ее ран, она села. Еe лицо изменилось до неузнаваемости, темные волосы вылиняли до бесцветных, а глаза запылали красным.

Я отшатнулся.

— Это ты виноват! — Еe слова, произнесенные гулким потусторонним голосом, разорвали ночную тиштну. Голос ее принадлежал ни Катерине, ни Розалин — это был голос самого дьявола.

Я закричал, крепко сжал нож и несколько раз рассек им ночной воздух. Дьявол бросился ко мне и схватил меня за шею. И перед тем, как погрузиться во тьму я почувствовал, что в мою кожу впиваются его острые клыки…

Проснувшись, я увидел, что сижу в кровати весь в холодном поту. Снаружи каркала ворона, еще я слышал, как в вдалеке играют дети. Белое покрывало на моей кровати казалось пестрым из-за солнечных лучей, а на столе меня ждал обед на подносе. Был день, и я был в своей постели.

Сон. Я помнил похороны, помнил, как мы возвращались домой из церкви, как я едва смог в изнеможении вскарабкаться по ступеням в свою спальню. Это был просто сон, результат слишком сильных эмоций минувшего дня. Просто сон, напоминал я себе, уговаривая сердце биться ровнее.

Я сделал большой глоток воды прямо из стоявшего на тумбочке кувшина. Мой мозг постепенно успокаивался, но сердце продолжало бешено стучать, а руки все еще были влажными. И все же это был не сон, во всяком случае, он был не из тех снов, что я привык видеть раньше. Мой мозг, казалось, был захвачен демонами, и я уже не различал границ реальности и не мог доверять самому себе.

Пытаясь избавиться от наваждения, я поднялся и побрел вниз. Я спускался по черной лестнице, чтобы не встретиться на кухне с Корделией. Она хорошо заботилась обо мне, так же как в детстве, когда умерла мама, но ее пристальный взгляд заставлял меня нервничать. Я знал, что она слышала, как я звал Катерину, и горячо надеялся, что она не сплетничает об этом с остальными слугами.

Войдя в кабинет отца, я посмотрел на полки, ловя себя на мысли, что снова ищу томик Шекспира. Казалось, с минувшей субботы прошла целая жизнь. Однако серебряный подсвечник стоял точно там, где мы с Катериной оставили его, а «Тайны Мистик-Фоллз» все еще лежали в кресле. И если бы я закрыл глаза, то наверняка уловил бы запах лимона.

Я отогнал эти мысли и поспешно взял с полки «Макбет», пьесу о любви и ревности, о предательстве и смерти, идеально подходившую к моему настроению.