Крис Картер - Дверь во вселенную

— Через две минуты. Когда они войдут в зону следующей станции слежения.

— Черт побери! — вполголоса произносит Малдер.

Эти две минуты проходят в тягостном молчании.

— Сколько у них осталось кислорода? — вполголоса спрашивает Малдер, наклонясь к Мишель.

— На шестнадцать минут. — Мисс Дженеро, не отрываясь, следит за картой-экраном в левой половине зала, где тонким красноватым пунктиром прослеживается траектория аппарата. — Вот, сейчас… Она подносит к губам микрофон:

— Орбитальный модуль, говорит Хьюстон. Орбитальный модуль, отвечайте! Орбитальный модуль, говорит Хьюстон, отвечайте немедленно!.. Где у них точка входа? — оборачивается она к диспетчеру, тихо, как мышь, сидящему за пультом справа.

— Пятьсот миль западнее Гавайских островов.

— Срочно свяжитесь с Гавайями! Диспетчер переключается на систему экстренной связи, делает запрос и несколько томительных секунд ждет ответа. Наконец он поворачивается к Мишель:

— Станция слежения Вумера сообщает — они только что появились на радаре.

— Получилось! — кричит Мишель. Диспетчер поворачивается к ней, на его лице расплывается некое подобие нерешительной

улыбки:

— Ну, не обязательно… Но вполне может быть.

Мишель вновь берет микрофон:

— Военная база Киртланд, Альбукерк. Альбукерк, вы можете подтвердить посадку?

— Хьюстон, пока нет. На наших экранах ничего не видно.

Аэродром Портланд-Филдз,

база Киртланд

Альбукерк, штат Нью-Мексико

Длинная пустынная взлетно-посадочная полоса, на горизонте вздымаются отроги плато Льяно-Эстакадо. И над всем этим — густо-синее небо пустыни, не разбавленное даже пятнышком облака.

— Орбитальный модуль, говорит Хьюстон, отвечайте. Орбитальный модуль, это Хьюстон, отвечайте мне!

Голубое полотно неба прорезается точкой, оставляющей белый инверсионный след. Точка приближается, оранжевый блик вечернего солнца пляшет на сверкающем фюзеляже аппарата.

— Хьюстон, говорит орбитальный модуль. Кто-нибудь знает, где можно пожрать в этом Альбукерке? А то мы тут проголодались с вашими маневрами…

Оказывается, диспетчерский зал был полон народу — мгновенно все вскакивают со своих мест и начинают восторженно орать. Мишель бросает микрофон, разворачивается в кресле и устало глядит на улыбающегося Малдера. У нее самой сил на улыбку уже нет.

— Добро пожаловать домой, «Эндевер». — Это уже говорит Альбукерк. — Выглядите вы просто прекрасно…

Шаттл идет почти над самой землей, чуть отворачивает и, приподняв нос, касается поло-1сы. Заходящее солнце окрашивает дальние вершины гор в золотисто-багряный цвет.

— Посадка шаттла произведена успешно сегодня, в двадцать часов пятьдесят шесть минут по центральному стандартному времени. — Диктор на экране телевизора улыбнулась дежурной белозубой улыбкой. — Полезный груз выведен на орбиту. После двадцати одного витка безо всяких происшествий корабль успешно вернулся на Землю. Мы в NASA с нетерпением ожидаем следующего запуска шаттла, которому суждено продолжить исследование космоса и утверждение в нем человека, во имя всего человечества и во имя будущего…

Звук телевизора отрегулировали на минимальную громкость, и поэтому было слышно даже, как журчит вода в трубах батареи. Полковник лежал под капельницей, весь опутанный проводами, трубками и датчиками. Больше в палате реанимационного отделения никого не было. Горел экран телевизора, и зеленоватым светом мерцал установленный в ногах монитор электрокардиографа. Стояла почти полная тишина. И едва заметный, на пределе человеческого слуха, свист, неожиданно вдруг повисший в воздухе, мог показаться возникшим абсолютно ниоткуда. Но он становился все ниже и сильнее, переходя в вибрирующее гудение, — и в такт этой вибрации тело полковника затрясла дрожь, становившаяся все реже и крупнее. Внезапно лицо больного вновь засветилось голубым, и на нем стала проявляться все та же мертвенная маска.

Полковник дернулся, пытаясь приподняться на постели, но провода и трубки мешали ему. Тогда он выпростал из-под одеяла правую руку, поднес ее к лицу и рывком отлепил от подбородка пучок проводов. Затем точно так же сорвал их с груди и с левого плеча, пошевелился, приподнялся на локте — свечение на лице начало тускнеть — и безумными глазами обвел комнату. Взгляд его остановился на окне. Полковник Белт рванулся еще раз, оборвал остатки проводов и, тяжело дыша, поднялся на ноги, как выбравшийся из берлоги грузный медведь. Мерцание на его лице становилось все ярче. Полковник пошатнулся, утробно застонал, но оторвался от кровати и шагнул к окну. Звездная россыпь горящих точек за оконным стеклом притягивала к себе, манила, раскрывала навстречу свои объятия. Тяжело, в несколько шагов полковник пересек комнату, добрался до низкого подоконника, навалился на него грудью и рывком распахнул на себя обе створки окна. Зазвенело стекло. Прохладный ветер мазнул по разгоряченному потному лицу, звездное небо горящих окон будто хлынуло в глаза ослепительно белым космосом. Белое сияние постепенно угасало, вновь превращаясь в черноту, сквозь которую проступали игольчатые россыпи звезд — настоящих звезд! Край Земли был чуть размыт, над ним поднимался диск Солнца, и черный цилиндр станции плыл навстречу, над разворачивающейся панорамой материков. Вот он закрыл восходящий солнечный диск, снова начала наплывать темнота, и на небе опять остались одни лишь гаснущие звезды. Звезды…

Полковник последним усилием воли перевалился через подоконник. Поблескивающие и шевелящиеся жуки-машины на дне глубокого колодца бросились навстречу. Поток воздуха мягко толкнул в грудь, развернул боком, и теперь Белт видел лишь окна — бесконечные, выстроенные по ранжиру ряды светящихся окон. Они двигались вокруг него, медленно набирая скорость, пока, наконец, не слились в единую вращающуюся россыпь, окончательно смешав ряды и наконец-то превратившись в настоящее звездное небо, каким его можно видеть только из космоса. А Солнце вновь выплывало из черноты, и голубая Земля разворачивалась у самого лица…

Вашингтон, округ Колумбия

Декабрь 1993

Малдер подержал газету в руках и аккуратно положил на стол. С портрета в траурной рамке смотрело бравое, каменное лицо полковника. Некролог занимал весь правый нижний угол первой полосы — достаточно высокая честь…

— Ну, и что там пишут? — спросила Скалли.

— Естественно, ничего особенного. Герой освоения космоса, легенда американской астронавтики, человек, до последнего своего дыхания находившийся на передовом посту человечества, отдавший всю свою жизнь во имя прогресса и науки… В общем, стандартный набор. А ты что хотела услышать?