Джон Соул - Черная молния

Телекамера долго показывала убитую горем женщину и ее дрожащие руки, а потом камеру как-то неожиданно навели на Рори – младшего брата Ричарда.

– Для тебя это стало, вероятно, такой же трагедией, как и для твоей матери? – обратилась к нему белокурая корреспондентка с притворно-огорченным выражением лица. – Скажи нам, пожалуйста, о чем ты думал в ту минуту, когда тюремные часы пробили полдень?

Рори Крэйвен, заметно нервничавший перед камерой, посмотрел на мать, а потом пожал плечами.

– Я... По-моему, я ни о чем не думал, – пролепетал он. – То есть... Я хочу сказать... Я знал о том, что натворил мой брат, и я...

– Ничего он не натворил! – взорвалась его мать и гневно блеснула глазами на сына. – Мой Ричард не сделал ничего плохого, и тебе это хорошо известно! Как ты смеешь так плохо отзываться о своем брате? Если бы ты был хоть наполовину таким, как он...

В этот момент невидимый режиссер решил, что взрыв негодования, вырвавшийся из уст матери, не представляет для зрителей никакого интереса, и на экране телевизора появилась другая женщина лет шестидесяти, у которой брала интервью еще одна очаровательная корреспондентка телевидения.

– Рядом со мной находится Арла Талмадж из Атланты. Миссис Талмадж, как вы себя чувствуете сегодня?

Арла Талмадж приложила платок к уголкам глаз, тяжело вздохнула и сокрушенно покачала головой.

– Мне кажется, что я уже вообще не способна что-либо чувствовать. С тех пор, как Ричард Крэйвен убил моего сына, я не могу избавиться от омерзительного ощущения внутренней пустоты. Он сказал хоть что-нибудь перед тем, как его... ну, в общем, когда они сделали то, что должны были сделать?

– Нет, ничего, насколько нам известно, – ответила журналистка.

– Значит, мы так никогда и не узнаем, почему он так поступал? Я правильно вас поняла? Откровенно говоря так до конца и не осознала, что же сегодня произошло. Они казнили этого человека, но его смерть не может вернуть к жизни моего сына. Я всегда надеялась на то, что наступит час, когда он... когда он попытается объяснить нам, почему он это делал. Но сейчас... – женщина глубоко вздохнула, вытерла платком глаза и снова покачала головой. – Я просто не знаю... Думаю, что мне не остается ничего другого, кроме как жить дальше и постараться пережить свою боль.

Передача продолжалась чуть более пятнадцати минут. На экране мелькали лица друзей и родственников казненного, а также друзей и родственников его жертв. Одни проклинали его, другие облегченно вздыхали, радуясь, что с этим уже покончено, но были и такие, кто сетовал на мягкотелость властей. Они считали, что этого изверга следовало подвергнуть жестоким пыткам перед тем, как отправить на электрический стул.

Вскоре передача была прервана и появилось сообщение, что сейчас выступит с официальным заявлением начальник тюрьмы. Телекамера показала слабо освещенную комнату с большим металлическим столом посередине. В комнату вошли несколько человек, среди которых школьники без труда узнали мать Хэдер. Лицо Энн Джефферс было бледным и напряженным.

– Это действительно она, Хэдер! – громко выкрикнул кто-то с заднего ряда. – Это же твоя мать! Господи!

Хэдер не обратила никакого внимания на выкрики одноклассников и напряженно уставилась в экран телевизора.

– Сегодня ровно в полдень Ричард Крэйвен был казнен, – сухо сообщил Вендел Растин. – Его доставили на место казни в одиннадцать пятьдесят пять, привязали к стулу и прикрепили электроды, на которые ровно в двенадцать был подан ток напряжением в две тысячи вольт. В две минуты первого доктор констатировал смерть.

Вендел Растин замолчал и посмотрел прямо в объектив камеры.

– Какие будут вопросы?

В комнате, откуда шла передача, начался галдеж, так как все корреспонденты заговорили почти одновременно. Начальник тюрьмы сам выбрал кого-то из толпы.

– Что от сказал перед смертью? Он признался в своих преступлениях? – спросил журналист.

Вендел Растин посмотрел на Энн Джефферс. Та покачала головой и открыла было рот, чтобы ответить на вопрос, но в этот момент в комнату вошел охранник в униформе и что-то шепнул ей на ухо. Ее лицо мгновенно изменила гримаса крайнего удивления, и она вихрем выскочила из комнаты.

В классе все повернулись к Хэдер, как будто она могла объяснить необычное поведение своей матери во время пресс-конференции. Мисс Бринк выключила телевизор, почуяв неладное.

– Ну, что вы скажете? – обратилась она к классу. – Как вы считаете, освещение этого события беспристрастное? Можно ли подобный подход считать оправданным? Это ответственное освещение событий или очередная попытка создать сенсацию? С кого начнем?

Вверх взметнулись три руки, и миссис Бринк показала на Адама Стейнера, который сидел в последнем ряду и редко выступал на занятиях.

– Как вышло, что корреспонденты все время общались с родственниками казненного? Ведь миссис Крэйвен ни в чем не виновата. Почему они не могут оставить ее в покое?

– А откуда тебе известно, что она ни в чем не виновата? – крикнул кто-то с другого конца класса. – Еще как виновата! Ведь это она воспитала такого подонка, как Ричард Крэйвен!

– У него, должно быть, какие-то генетические проблемы, – добавил кто-то. – Никто не знает, почему некоторые люди совершают подобные преступления.

– А я слышат, что он был сатанистом, – раздался голос из среднего ряда.

Миссис Бринк подняла руку, чтобы утихомирить разволновавшихся школьников.

– Ребята, давайте сосредоточимся на работе корреспондентов, а не на мотивах действий Ричарда Крэйвена. Договорились? У нас сейчас занятие по журналистике, а не по криминологии.

Последние слова миссис Бринк произнесла тихо, удивленно посмотрев на внезапно открывшуюся дверь. В класс вошла секретарша директора школы, едва заметно кивнула учительнице, как бы извиняясь за вторжение, и отыскала глазами Хэдер.

– Хэдер, выйди, пожалуйста, со мной на минутку. Миссис Гэррет хочет поговорить с тобой.

Мод Бринк хотела было возразить, что недопустимо вызывать учеников с занятий, но затем вспомнила не совсем обычное поведение матери Хэдер во время пресс-конференции и решила не вмешиваться в это дело. По-видимому, что-то стряслось.

Когда Хэдер вошла в кабинет директрисы, Оливия Гэррет молча показала ей на диван и сама села рядом с ней.

– Боюсь, что у меня для тебя плохие новости, – осторожно начала она. – Только что мне позвонила секретарша твоего отца.

– Рита? – выдохнула Хэдер. – Рита Альварес? Директриса молча кивнула.

– У твоего отца был сердечный приступ. Сейчас он находится в больнице, и твоя мама хочет, чтобы ты немедленно отправилась туда. Миссис Альварес заберет твоего брата, а потом...