Сергей Пономаренко - Ведьмина охота

За всем этим стоит мой бывший шеф — Мануель. Поскольку я желала выйти из-под контроля, он отправил меня в психиатрическую больницу, расположенную далеко от Киева, изолировав от друзей. Очень скучаю по Егору, Марте, подругам, друзьям, безумно хочется увидеться с ними. Вначале я не имела возможности подать им весточку о себе, а когда подружилась с медсестрой Соней, постеснялась это сделать. Не хочу, чтобы они увидели меня слабой, беспомощной, в окружении психически больных людей.

Чувствую, что впадаю в истерику из-за неопределенности будущего, с трудом подавляю ее. Время тут тягучее, как резина, болезненна его медлительность. До сегодняшнего разговора с лечащим врачом я надеялась, что еще немного — и меня выпишут, и не потребуется прибегать к чьей-либо помощи. Сейчас у меня такой уверенности нет.

Хоть и очень не хочется, необходимо позвонить Марте и рассказать о своем бедственном положении, попросить о помощи. Но разве она в силах мне помочь? Да и в чем помочь?

Сознание затуманивается, мысли путаются — это циклодол начинает действовать. Чувствую расслабленность и легкую эйфорию, веки тяжелеют, и я уже не в силах их открыть.

«Циклодол, циклодол, ты даришь сон!»

Чувствую, что-то очень важное прошло мимо моего сознания, но уже плыву, качаясь на волнах невидимого эфира в окружении разноцветных шариков.

— А-а-а! — орет над ухом женский голос, полный животного страха, и я, как пружина, подскакиваю на кровати.

На соседней кровати Магда, выпучив глаза, словно жаба, снова пронзительно вопит, и это вконец изгоняет из меня сон. В палате становится шумно: от такого крика только мертвый не проснется.

— Что с тобой? — интересуюсь на правах ближайшей к ней соседки.

— Э-э-э… — Магда блеет и стучит зубами, указывает дрожащей рукой на Любу, кровать которой стоит почти у выхода.

Та, проснувшись, приподнялась и испуганно смотрит в нашу сторону.

— Поясни толком, что случилось?!

— Э-э… Там был черт! — выдавливает из себя Магда.

— Что он там делал? — Не знаю, злиться или смеяться над ней.

— Он стоял над Любой и крестил ее.

— Ч-черт — крестил?! — Еще немного, и я расхохочусь. Хотя что тут смешного? «Лечение» привело к тому, что у меня бывают резкие перепады настроения. Когда это замечаю, стараюсь сдерживать эмоции.

— Теперь Люба умрет, — спокойно поясняет Магда и зевает.

Ее глаза вдруг делаются сонными, она не похожа на человека, который пару секунд назад орал как резаный.

В палату вбегает медсестра Божена, обводит всех ядовитым взглядом.

— Что случилось?! Почему не спите?!

— Магда черта увидела, — ябедничает Кристя.

— Она сказала, что я умру! — Дрожащая от страха Люба натянула одеяло чуть ли не до подбородка, видимо, рассчитывая, что оно убережет ее от нечистой силы.

— Успокойся, с тобой ничего не случится. — Медсестра поворачивается к Магде. — Если еще раз озвучишь свои фантазии, то отправишься в изолятор!

— Я в самом деле видела черта! Он парил над спящей Любой и черной волосатой рукой перекрестил ее.

— Какой он был: с рожками и хвостиком?

— Большой, черный, а лица не разглядеть. Хотите поклянусь, что так и было?

— Поклянешься, как иначе. Подымайся! Пойдем чертей изгонять.

— Не надо! Не хочу в изолятор! — визгливо кричит Магда.

— Мне позвать Степана?!

— Хорошо, я пойду с вами, Божена Ильковна. Вы ничего плохого мне не сделаете?

— Всем спать, тихий час еще не закончился! Магда, за мной!

Медсестра молча направляется к двери, а за ней с обреченным видом плетется Магда.

«Черт привиделся! Увлечение циклодолом и прочими подобными препаратами Магду до добра не доведет. В этом виноваты и ее сердобольные родственники, исправно снабжающие ее “карманными” деньгами», — думаю я, поворачиваюсь на бочок и неожиданно быстро засыпаю.

Неувядающая песня «Все могут короли» Пугачевой врывается победным маршем в сон, сообщая об окончании тихого часа. Для большинства больных наступает время ничегонеделания, и лишь немногие, в том числе и я, работают, причем только по желанию, — это так называемая трудотерапия. Есть группа, вырезающая замысловатые фигурки из старых газет, и группа, которая занимается стихосложением и рисованием. Я же тружусь на участке, примыкающем к больнице, бóльшую часть которого занимает старый сад. Нашу группу прозвали «огородники». Физический труд и возможность шесть раз в неделю бывать на свежем воздухе позволяют поддерживать себя в форме. Характерные последствия приема нейролептиков — ригидность конечностей, дрожание пальцев. Слава Богу, у меня этого нет.

К торцу больнички примыкает небольшой сад, деревья здесь посажены в форме буквы «п». Сад окружен с одной стороны старинной решетчатой оградой и с двух сторон — кирпичной стеной. Наше поле деятельности: три десятка старых фруктовых деревьев, почти не плодоносящих, и небольшой огород, снабжающий кухню овощами. Под руководством завхоза Яноша Давыдовыча я, еще три женщины и Рома из мужского отделения занимаемся прополкой, окучиванием, опрыскиванием и прочими сельхозработами. Я получаю удовольствие от физического труда, а еще эта работа навевает фантастические мысли о побеге.

Свобода рядом — надо только перелезть через трехметровую кирпичную стену. Не такая уж стена высокая, достаточно подкатить к ней садовую тележку и, подпрыгнув, подтянуться. Но легкость побега лишь видимая. Каким образом попасть в сад ночью? Бежать днем — безумие: поймают задолго до того, как успею добраться до села, через которое проходит автомобильная дорога и до которого четыре километра. Большинство младшего медицинского персонала — из окрестных сел, и маловероятно, что беглец из «дурдома» сможет рассчитывать на помощь и содействие их односельчан.

Сегодня у меня задание подвязывать помидоры, занятие это кропотливое и неспешное. Продвигаюсь между рядами кустов, некоторые уже вымахали метра на полтора в высоту и увешаны мясистыми плодами, пока еще зеленого цвета.

Раздается нетерпеливый автомобильный сигнал. Я вижу, как в конце сада охранник открывает ворота, рядом с ним — двое незнакомых санитаров, видимо, из мужского отделения. Въезжает старенький микроавтобус мышиного цвета с пятнами ржавчины на кузове и направляется к больничному моргу, расположенному в бывшей часовне. Место крайне неприятное и зловещее.

Из микроавтобуса выходят несколько человек, среди них замечаю молодую женщину в черном платке. У меня сжимается сердце и по спине бежит холодок. В последнее время я часто вижу этот похоронный автомобиль, знаю, что через несколько минут санитары вынесут из морга гроб с покойником. Но почему это зловещее авто зачастило в больницу? Здесь что, эпидемия?