Стивен Кинг - Посвящение

— Как она выглядела? Скажите мне, как она выглядела?

— Я ведь уже сказала тебе — старая женщина. Для меня они все на одно лицо. Вот только у этой на лице был шрам, он поднимался до самых волос. Он… Больше я ничего не слышала. Я потеряла сознание.

Мне разрешили уйти домой пораньше. Только я пришла домой, как мне снова захотелось пить. Пожалуй, я опять оказалась бы в сортире, выворачиваясь наизнанку. Но пока я просто села у окна, глядя на улицу, и задумалась.

То, что она проделала со мной, был не просто гипноз, к тому времени я уже поняла это. То, что сделала Мамаша Делорм, было куда сильнее гипноза. Я все еще не знала,, верю ли в колдовство, но она что-то сделала со мной, в этом не приходилось сомневаться, и, чем бы это ни было, мне придется подчиниться ей. Я не в силах была оставить работу, имея мужа, от которого не было никакого толку, и к тому же скорее всего ожидая ребенка. Я даже не могла попросить, чтобы меня перевели на другой этаж. Год или два назад я могла обратиться с такой просьбой, но не теперь: я знала, что меня собираются сделать помощником управляющего хозяйством по десятому — двенадцатому этажам, а это означало более высокое жалованье. Но что было еще важнее, так это то, что я могла рассчитывать на ту же должность после того, как у меня родится ребенок.

Моя мать любила говорить: «Если нельзя что-то исправить, с этим приходится мириться». Я подумала о том, что следует вернуться к этой старой черной Мамаше и попросить ее снять с меня это заклятие, но я была почему-то уверена, что она не согласится. Она решила, что это для меня лучше всего, а я уже успела узнать в этом мире, Дарси, что единственно, когда человека нельзя сдвинуть с его позиций, — это когда он вбил себе в голову, что хочет помочь тебе.

Я сидела у окна, думала об этом и смотрела на улицу. Там взад-вперед сновали люди, и я, глядя на них, по-видимому, задремала. Сон продолжался не больше пятнадцати минут, но когда я проснулась, я поняла что-то еще. Эта старуха хотела, чтобы я продолжала делать то, что уже сделала дважды, а я не была способна на это, если бы Питер Джефферис уехал в Бирмингем.

Поэтому она вошла в кухню, положила этот гриб ему на поднос, он съел часть его, и у него возникла идея — великолепная тема для книги. Он назвал ее «Мальчики в тумане». Там говорилось о том, о чем он рассказал мне в тот день: близнецы, один из них американский солдат, другой — немецкий, встречаются в битве при Арденнах. Эта его книга стала самой популярной.

Марта замолчала, а затем добавила:

— Я прочитала об этом в его некрологе.

Он остался в отеле еще на неделю. Каждый день, когда я входила в его номер, он сидел, все еще в пижаме, склонившись над письменным столом в гостиной и писал в одном из своих желтых блокнотов. Каждый день я спрашивала его, не прийти ли мне позже, и он отвечал: «Принимайтесь за работу и приводите в порядок спальню, только не шумите». Говоря со мной, он не поднимал головы от стола. Каждый день, входя к нему в спальню, я говорила себе, что не буду делать этого, и каждый день, находя эту жидкость у него на простыне, все еще свежую, забывала все свои молитвы и обещания и делала это снова и снова. Нельзя сказать, что я боролась с принуждением, когда споришь сама с собой, дрожишь и потеешь. Это больше походило па то, как бывает, когда прикроешь глаза на минуту и тут же обнаружишь, что все уже кончено. Да, и каждый день, когда я входила к нему в номер, он держался руками за голову, словно она раскалывалась у него от боли. Да, мы составили великолепную пару! Он страдал от моей утренней тошноты, а я потела вместо него по ночам!

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Дарси.

— По ночам я обычно думала о том, что происходит, пила воду, а иногда меня тошнило. Миссис Паркер стала так беспокоиться, и мне пришлось сказать ей, что я, наверное, беременна, но не хочу, чтобы мой муж знал об этом, пока я не буду совершенно уверена.

Джонни Роузуолл был страшный эгоист, но, я думаю, даже он заметил бы, что со мной происходит что-то неладное. Но у него было тогда полно своих планов, а самый главный — ограбление магазина, торгующего спиртным, которое задумали он и его друзья. Я, конечно, не знала об этом, просто была довольна, что он мне не мешает. Это облегчало мне жизнь.

И вот однажды утром я вошла в номер 1163, а мистера Джеффериса там не оказалось. Он собрал вещи и отправился домой в Алабаму, чтобы работать над своей книгой и думать о своей войне. Ты не можешь представить себе, Дарси, как я была счастлива! Я чувствовала себя, наверное, как Лазарь, когда Бог даровал ему вторую жизнь. Этим утром мне показалось, что все будет в порядке, как в сказке. Я расскажу Джонни о ребенке, он исправится, откажется от наркотиков и поступит на работу. Станет хорошим мужем и отличным отцом своему сыну — я уже решила, что это будет мальчик.

Я вошла в спальню люкса мистера Джеффериса и увидела, что все его постельное белье смято, как всегда, одеяла сбиты к ногам и простыни лежат кучей. Я подошла к кровати, словно во сне, и сдернула простыню. Ну хорошо, думала я, если это так уж нужно… но это будет в последний раз.

Оказалось, что последний раз был вчера. На простыне не было никаких следов. Наговор, что эта старуха-колдунья напустила на него, кончился. Вот и прекрасно, подумала я. У меня будет ребенок, у мистера Джеффериса — его книга, и мы оба освободились от ее волшебства. Мне наплевать па естественных отцов, лишь бы Джонни был хорошим отцом тому ребенку, который у меня родится.

— Этим же вечером я сказала Джонни, что я беременна. — Марта помолчала и сухо добавила: — Как тебе уже известно, это совсем ему не понравилось.

Дарси кивнула.

— Он ударил меня раз пять палкой от метлы, потом встал надо мной, скорчившейся в углу, трясущейся от рыданий, и заорал:

— У тебя что, крыша поехала?! Нам не нужен никакой ребенок! Ты считаешь, что я сошел с ума, женщина! — После этого повернулся и ушел.

Я лежала некоторое время в углу, вспоминая свой первый выкидыш, и боялась до смерти, что сейчас начнутся боли и случится второй. Я думала о том, как мама уговаривала меня вернуться до того, как он отправит меня в больницу, и о Кисеи, приславшей мне билет на междугородный автобус «грейхаунд» с надписью на конверте «Уезжай немедленно». И когда я убедилась, что у меня на этот раз не будет выкидыша, я встала, чтобы собрать вещи и уехать отсюда к чертовой матери — прямо сейчас, пока он не вернулся обратно. Но едва я открыла дверь шкафа, как снова подумала о Мамаше Делорм. Я вспомнила, как сказала ей, что собираюсь оставить Джонни, а она ответила: «Нет, это он оставит тебя. Ты останешься и проводишь его. Потерпи, женщина. Понадобится немного денег. Ты думаешь, что он причинит вред ребенку, но с мальчиком все будет в порядке».