Владимир Васильев - Гостиница

– Папа!.. – повторила шепотом дочь.

Он медленно открыл глаза и посмотрел на Женщину, как будто знал, что она должна стоять на этом месте. Видимо, он не сразу рассмотрел ее, или не сразу осознал, кого видит, потому что несколько мгновений его взгляд был ищуще-потерянным и полным грусти, как у Оленя, когда она уходила в последний раз.

Но вот глаза его широко распахнулись, загорелись радостью и надеждой, став совсем громадными и совершенно неотличимыми от глаз Оленя.

– Король-Олень, – зачарованно прошептала Женщина, вызвав недоуменный взгляд своей постаревшей дочери. – Что с тобой, Король-Олень?..

– Я ждал тебя тридцать лет, – ответил он дребезжащим старческим голосом, захлебывающимся от затрудненного дыхания и волнения. – Я звал тебя… Я верил, что ты вернешься… Только… боялся, что опоздаешь… Спасибо, что успела…

Женщина подошла к его изголовью и остановилась. Его восхищенный взгляд испепелял ее.

– Как ты прекрасна!.. Такой и представлял я тебя все эти годы… «Тридцать лет!.. – колоколом билось в ее мозгу. – Тридцать лет!.. Заскочила на тридцать минут, а пробыла тридцать лет?!.. Не может быть! Всего ничего и произошло-то за это время!.. Как странно все переплелось – Король-Олень там, а его глаза – здесь…»

Она присела на край его постели и провела ладонью по старческому лику, который при ее прикосновении вдруг зарделся, помолодел и стал узнаваемым!..

Да, несомненно, это был ее муж, только больной и постаревший на тридцать лет, прожитых без нее… Как прожитых?.. Женщина наклонилась к его лицу и поцеловала в губы, ощутив, как затрепетало под простыней его иссохшее тело.

– Прости меня, милый, – прошептала она, – я не знаю, как это могло случиться… У меня украли любимую шапку… Помнишь, песцовую?.. – Он согласно кивнул.

– Я очень расстроилась, до слез… – продолжала Женщина. – И тут увидела Гостиницу. И поняла, что ее только что открыли… Не знаю почему, но мне захотелось посмотреть, как она выглядит изнутри. Ты помнишь, я всегда интересовалась дизайном… Там были прекрасные витражи и чудная музыка… Потом мне показалось, что меня зовет Отец… Я пошла за ним… Нет, это невозможно рассказать… Ты должен это увидеть!..

Он положил дрожащую ладонь ей на губы. Ему не нужны были объяснения. Ему нужна была она.

Он провел сухой ладошкой по ее лицу, шее, плечу, груди, животу, ноге…

– Живая, – слабо улыбнувшись, сообщил он и счастливо засмеялся незнакомым Женщине дребезжащим смехом. Но морщинки-смешинки на лице были такие родные…

Вдруг из его «оленьих» глаз вытекли две слезинки.

– Я пойду, – сказала дочь, – побудьте вдвоем.

– Подожди, – остановил ее отец, – сядь рядом, с этого бока, – постучал он второй ладонью по кровати.

Дочь послушно обошла кровать и присела, автоматически заботливо поправив его подушки.

«А ведь это должна была делать я…» – больно кольнуло Женщину в сердце.

Сначала он взял их запястья и положил две ладони себе на щеки.

– Похожи! – сообщил он, счастливый своим открытием. – У вас почти одинаковые ладони… Спасибо, что вы со мной… Сейчас… Поцелуйте меня…

Они наклонились и поцеловали его в обе щеки, почувствовав губами соленые слезинки.

– Это ничего, – оправдывался он, – это от счастья… Поцелуйте друг друга…

Мать с дочерью посмотрели друг на друга. Юная мать и стареющая дочь. Очень непросты были встретившиеся взгляды. Они смотрели, словно переливаясь и смешиваясь…

Он потянул их навстречу друг другу. Как странно целовать саму себя в прошлом… Как странно целовать саму себя в будущем…

– Позови внучку, – попросил отец. – И где зять?

– На работе еще, – ответила дочь. – И что за церемонии такие? Ты, никак, прощаться надумал?.. Погоди, рановато еще… Самое время выздоравливать!.. – призвала дочь.

– Ничего-ничего, – улыбнулся отец. – Помнишь, сколько раз я повторял тебе свое любимое: «… и каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг…»?

– Помню, – вздохнула дочка. – Но невозможно же каждый миг прощаться навек…

– Невозможно, – согласился отец, – пока не расстанешься навек… – и посмотрел на Женщину.

Она не отвела взгляда. Она уже знала, что делать…

– Сейчас приведу, – пошла к двери дочь. Через минуту она вошла с девочкой.

«Внучка», – волнительно забилось сердце, и Женщина глубоко вздохнула.

– Подойди сюда, лапочка, не бойся, – позвал дед.

– А я и не боюсь, – звонким от волнения голосом ответила девочка. Чувствовалось, что она прекрасно понимает неординарность момента. Она смотрела на деда и, в то же время, не спускала зачарованных глаз с Женщины.

– Это твоя бабушка, – гордо сообщил дед. – Нравится?

– О-очень, – выдохнула девочка.

– Вот такой ты и будешь, когда вырастешь, – щедро пообещал дед.

По глазам чувствовалось, что девочка всем сердцем желает быть такой, но ей не очень верится в это… Может быть, глядя на маму?..

– Еще лучше будешь, я научу, – пообещала Женщина.

Девочка улыбнулась и поверила. Матери это не понравилось.

– Поцелуй бабулю, – сказал дед.

Девочка мгновенно послушалась и бросилась ей на шею, прижавшись всем телом, ткнулась губами куда-то между щекой и шеей.

Женщина с нежностью обняла детское тельце.

– Дед столько мне рассказывал о тебе! – восхищенно прошептала ей на ухо девочка.

– Ну, а теперь иди ко мне, – позвал дед.

Девочка послушно прильнула к нему.

«Ласковый зверек», – улыбнулась Женщина.

– Ладно, лапонька, иди играй и маме помогай, – отправил девочку дед.

Дочь с внучкой оставили их вдвоем. Глаза встретились и не отпускали друг друга. Она видела в его взгляде любовь, благодарность и неизбывную грусть предстоящей разлуки… И поняла, что надо спешить!..

Женщина откинула простыню, не обращая внимания на его смущенный протестующий жест, и легла рядом, прильнув к его иссушенному болезнью старческому телу, совсем непохожему на то, какое она помнила и любила…

…И стала Женщина Рекой, и омыла его своими струями, и приняла в себя, и растворила в себе, и понесла в дали дальние, дали светлые, где он снова может стать Королем-Оленем, а она – его возлюбленной Рекой…

Уже сильно завечерело. Ранняя тьма опустилась на Город. Дочь и внучка стояли у окна, высматривая в свете фонарей одна – мужа, другая – отца, задержавшегося с работы.

И вдруг стало тихо-тихо, словно они разучились слышать. Тишина была неожиданно страшной, но длилась она всего мгновение, которое, как выяснилось потом, коснулось всех горожан. А потом будто кто-то облегченно вздохнул, и мир опять привычно зашумел.

Когда мать и дочь, почувствовав неладное, вбежали в спальню, там было пусто. Распахнутое окно размахивало занавеской. Они подбежали к окну, но успели заметить только слабый ручеек света, струящийся от него к Гостинице…