Дневник Сони Колесниковой (СИ) - Алиса Болдырева
— Тише вы, петухи! Разберёмся позже! — попытался утихомирить их Геннадий Петрович, но протяжная трель звонка справилась с этим лучше. — Переодеваться! Мячи собрать и принести мне! Кулаков, за мной! Назовёшь тех, кто отсутствовал на уроке!
Дождавшись, когда Геннадий Петрович вместе с Игорем скроется в подсобке, она же служила небольшим кабинетом физруку, Смирнова выбила мяч из моих рук, и он, подпрыгивая, отлетел в сторону волейбольной сетки, что была натянута в центре зала.
— Безрукая! — Растянув свои толстенные губы, Чебакова угодливо засмеялась.
— Чё, Колесникова? Руки дырявые? — хмыкнула Аня, и они, невероятно довольные собой, пошли в сторону раздевалки, туда же, где уже успели скрыться остальные девчонки нашего класса.
— Дуры! — в сердцах произнесла я им вслед, и поплелась за укатившимся мячом.
Найденный мяч я положила рядом со скамейкой, и взялась за следующие два. Когда все мячи оказались у меня в руках, я пошла в сторону подсобки, а-ля кабинета физрука, что находилась в самом углу спортивного зала. Небольшая, почти неприметная дверь, выкрашенная в тот же казённый бледно-бирюзовый цвет, что и вся стена, была едва заметны, но я знала, куда мне нужно идти.
Металлическая ручка уже холодила мои пальцы, как вдруг из-за двери, толщиной не более шести сантиметров, послышался влажный чмокающий звук, и было что-то в этом звуке до жути пугающее. Вдоль позвоночника выступил пот, но вместе со страхом пришло и какое-то иррациональное чувство, заставившее меня слегка толкнуть выкрашенное полотно двери, и заглянуть внутрь.
Маленькая тесная комнатушка была залита искусственным голубоватым свечением, что разливалось от лампочки под выбеленным потолком; стены, до середины выкрашенные всё той же бирюзовой краской, были завешены грамотами и медалями, на узком деревянном стеллаже поблёскивали металлические кубки, а посреди всей этой спортивной атрибутики спиной ко мне стоял Геннадий Петрович. Своим ртом он припал к шее Игоря Кулакова, и с какой-то ненасытной жадностью пил. По тесной комнатушке разлетались тошнотворные хлюпающие звуки.
Я моргнула, пытаясь избавиться от кошмарного видения, но оно никуда не исчезло. Не произнося ни звука, я смотрела в лицо Игоря, который с какой-то послушной отрешённостью стоял напротив, и даже не пытался вырваться из рук физрука. Его глаза оставались приоткрытыми, в то время, как Геннадий Петрович, крепче прижимаясь к его шее, мычал, явно испытывая удовольствие от всего происходящего.
Забыв про мячи, я бросилась в сторону раздевалки. Влетев внутрь, схватила платье, и принялась натягивать его на себя. Руки тряслись, платье завернулось у талии, а маленькие пуговки выскальзывали из пальцев.
В раздевалке почти никого не осталось, только Аня Смирнова и Катя Чебакова поправляли волосы, смотрясь в маленькое зеркальце по очереди.
— Рано ты тренироваться начала, Колесникова, — бросила Смирнова. — Тебя ещё никто не взял в команду. И не возьмут, вот увидишь! Никому не нужны в команде такие лохушки!
Чебакова как обычно заржала, поддерживая свою подружку, но мне было не до их шуточек. Перед глазами так и стояла жуткая картина происходящего в подсобке. Что физрук делал с Кулаковым? Что вообще твориться в этой школе? Моя голова обещала лопнуть от теснившихся в ней мыслей.
— Слышишь, чё говорю тебе? — настойчиво повторила Смирнова, подходя ко мне ближе. Я отшатнулась от неё, завязывая пионерский галстук на шее. Узел получился кривым, а галстук повис кособоко.
— Ты чё, Колесникова? Сдурела что ли? — Смирнова бросила на меня подозрительный взгляд, даже Чебакова перестала смеяться, и приоткрыла свой безобразно-огромный рот в каком-то удивлении.
Кое-как я запихнула спортивную форму в свою сумку и опрометью бросилась бежать из спортзала. Уже у дверей, услышав негромкие голоса за спиной, я обернулась. Из подсобки показались Геннадий Петрович и Игорь Кулаков. Как ни в чём не бывало, они шли и обсуждали предстоящие соревнования. Я же хотела завопить во всё горло.
Не желая задерживаться здесь ни на минуту дольше, чем нужно, я рванула на выход. На улице хлестал самый настоящий ливень, и многие ребята жались в вестибюле, в надежде переждать непогоду. Я то точно ничего ждать не собиралась и, выскочив из школьных дверей, понеслась вниз по улице, и ещё ни разу в жизни я не бегала так быстро. Даже на городских соревнованиях в прошлом году.
Запись сделана 17 сентября 1986 года.
Среда, 06:20.
Написать, что я не боюсь идти сегодня в школу, значит обмануть, а обманывать нехорошо.
Проснулась я до звонка будильника, встревоженная размеренным стуком дождя за окном. События вчерашнего дня лавиной нахлынули на меня, и первой мыслью было притвориться больной, но затем я вспомнила про Сашку. Даже если мама оставит меня дома, он то пойдёт в школу. Вдруг с ним там что-нибудь случиться, а меня не будет рядом? Нет, нужно идти.
Успокаивало одно — по расписанию сегодня не было физкультуры, а значит, мне не придётся видеть лицо Геннадия Петровича. Надеюсь, всё обойдётся.
Слышу, как мама уже гремит чайником на кухне, значит, скоро заглянет ко мне. Пойду собираться.
Тот же день, 14:40.
Сегодня в школе я снова видела кровь. Наверно, теперь это станет преследовать меня. А началось всё с урока химии, вернее с лабораторной работы, которую я закончила чуть раньше своих одноклассников.
— Кто всё сделал, может сдавать работу, — напомнила Анастасия Сергеевна, видимо заметив, что я отложила ручку в сторону и закрыла тетрадь.
Поднявшись со своего места, я подошла к ней, и положила тетрадь на краешек стола.
— Соня, раз ты освободилась, спустись в пионерскую комнату, — последние слова я разобрала с трудом, поскольку Анастасия Сергеевна склонилась куда-то вниз к своему столу, и долго там шурудила рукой. Наконец, она поднялась и всучила мне в руки красочную, выполненную в белых, красных и чёрных тонах стенгазету, которую сегодня с утра принесла Наташка Пронина. — Нужно поместить газету на стенд. Только смотри, чтобы она оказалась на видном месте. Справишься?
Кивнув, я взяла искусно разрисованный лист ватмана, и пошла на первый этаж, туда, где располагалась пионерская комната, выглядевшая необычайно красочно и патриотично благодаря стараниям Ирины Викторовны, нашей молоденькой пионервожатой.
В коридоре было тихо и пусто, лишь из-за приоткрытых дверей доносилось бормотание учителей, что вели уроки, а в противоположной стороне техничка Зоя Петровна бренчала ведром, натирая полы, и тихо-тихо напревала себе под нос.
Я быстро добралась до лестницы, и спустилась на первый этаж. Впереди маячила дверь пионерской комнаты, и, протянув руку, я уже собиралась открыть её, как неожиданно дверь распахнулась сама, а из проёма на меня уставилось две пары глаз, одна из которых принадлежала Зинаиде
