Александр Варго - Особь
Не дождавшись ответа, Мефодий Николаевич сбросил с клетки ткань. Морские свинки заволновались, зашуршали и удивленно взглянули на девушку черными глазами-бусинками, блестящими, словно ягоды смородины. Неожиданно одна из них приподнялась на задние лапки, понюхала воздух и затравленно пискнула.
– Может, свинки уже почувствовали эту тварь? – всполошилась Лида.
– Просто для них это новая обстановка, – пояснил ученый, и по его интонациям лаборантка безошибочно определила, что он просто ее успокаивает. – Плюс другая влажность, непривычное освещение, изменение давления. Ладно, не падай духом. Я скоро.
Суровцев улыбнулся и, подсвечивая себе фонариком, принялся спускаться по скобам. Вскоре неверное световое пятно исчезло, и лишь мутный отблеск то и дело вспыхивал где-то в глубине.
Лида осталась одна. Страх едкими кислотными волнами накатывал на нее. Хотелось зажать уши, зажмуриться и представить себя в каком-нибудь другом месте. Донельзя обострившийся слух фиксировал малейшие звуки, и девушке лишь огромным усилием воли удалось удержать себя от срыва.
– Лида, я внизу, все в порядке, – донеслось из чрева колодца приглушенное. – Поднимаюсь…
Суровцев появился на поверхности минут через пять.
– А ты молодец, – похвалил он. – Не испугалась.
– Для тебя стараюсь, – немигающе глядя в некую пространственную точку, сказала Лида. – Ждать еще долго?
– Не знаю. Как говорится, ждать и догонять – хуже всего, – Мефодий Николаевич принялся счищать налипшую на свитер грязь. – Можно, конечно, оставить клетку со свинками тут и прийти завтра. Но я не уверен, что…
Биолог не договорил. Из антрацитной глубины донеслась странная возня и злое энергичное поскуливание. Морские свинки, обычно спокойные и флегматичные, завизжали так резко, что у Лиды заложило уши. Визг гулким эхом прокатился по жерлу колодца и отразился от бетонных перекрытий. Пронзительно хрустнуло стекло, и на этот хруст мгновенно наложилось недовольное злое урчание. Веревка тут же натянулась и завибрировала.
Даже в полутьме цокольного этажа было заметно, как побледнела Лида. Лицо ее на какой-то момент превратилось в подобие гипсовой маски. Она нервно дернула головой и обессиленно прислонилась спиной к стене.
– Пусти! – Суровцев схватил веревку и, отступив чуть назад, с видимым усилием вытащил клетку наружу.
Первое, что бросилось в глаза, – ошметки свежего, еще дымящегося мяса с налипшей на них шерстью и свежая кровь на дне клетки. Одна морская свинка была буквально разодрана на части, другая же еще билась в конвульсиях, прижимаемая к прутьям жутким зубастым существом, в котором ученые сразу же признали Rattus Pushtunus. Заметив людей, мерзкая тварь оставила полуживую жертву в покое, агрессивно поднялась на задние лапы и зашипела, словно разъяренный кот.
– Это… точно не та крыса, что была у нас, – Лида даже не находила в себе сил пошевелиться. Она попыталась прижать непослушной ладонью рот, однако так и не смогла вымолвить без заикания: – Эт-то друг-гая. Наша была к-крупней, да и шер-рсть на загривке н-не так-кая…
– Расплодились, значит, как я и предполагал, – недобро прищурился Мефодий Николаевич. – Сколько же их там еще…
Крыса за прутьями злобно пискнула, внезапно замолкла и уставилась на ученых своими жутковатыми голубыми глазами. У Лиды сперло дыхание. Ей совершенно не хотелось смотреть в эти жуткие глаза, однако они обладали буквально гипнотическими свойствами, приковывая к себе невольно и неотвратимо.
Несомненно, Суровцев испытывал почти такие же чувства, однако нашел в себе мужество произнести:
– Лида, это ведь всего лишь зверек…
– Убери его, пожалуйста, – обессиленным шепотом попросила девушка. – Я сейчас просто с ума сойду!
Крыса щелкнула хвостом, словно плетью, клацнула скошенными резцами и с внезапной агрессией набросилась на стальные прутья решетки с явным намерением их перегрызть. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Мефодий Николаевич не догадался прикрыть клетку материей. Rattus Pushtunus бесновалась еще минут пять, а потом неожиданно стихла.
– Фу-у-у… – Суровцев утер пот со лба. – Пошли. Сам не думал, что у нас так все быстро получится с этой клеткой-ловушкой. Все, Лида, самое страшное позади. С боевым крещением тебя! А теперь – на воздух.
Подхватив клетку за рукоять, Мефодий Николаевич двинулся в сторону лестницы. Лида, донельзя обрадованная тем, что они наконец окажутся на свежем воздухе, последовала за ним.
Уже поднимаясь по металлическим ступенькам, она явственно различила: в проеме полуоткрытой двери стоит некий кряжистый мужчина. Агрессивная поза, страшно блестящие белки глаз и особенно дубина, сжатая в руке, – все это не свидетельствовало в пользу миролюбия неизвестного.
Почему-то подумалось: уж если афганские крысы расплодились в подземелье с невероятной скоростью, то и их жертв должно быть куда больше, чем указывают милицейские сводки…
– О господи… – только и успела прошептать девушка, прежде чем потерять сознание.
Глава 10
Голубоватые хирургические лампы сияли над секционными столами подобно гигантским холодным светилам. В «анатомичке» пахло формалином, лекарствами и хлоркой, однако все эти запахи заглушало густое, всепроникающее амбре сырого мяса.
Прозектор, немолодой интеллигентный мужчина в тонких золотых очках, выглядел предельно уставшим. В последнее время он работал по десять часов в сутки. Руки постепенно теряли нужную твердость, движения – привычную уверенность, а взгляд – профессиональную точность. Внутренности препарируемых покойников сливались перед глазами в причудливое переплетение из мяса, кишок и сухожилий. А ведь начальство приказало быть внимательным, предельно подробно протоколировать каждое вскрытие, информируя в случае малейших подозрений на патологии.
– Александр Иванович, может, отдохнете? – предложил ассистент – молодой парень с добродушным крестьянским лицом и огромными, как у баскетболиста, руками.
– Спасибо, Валера, за помощь. В свое время я за сутки и по пятнадцать трупов резал, – прозектор Александр Иванович холодно блестнул льдинками золотых очков и привычным жестом сбросил с мертвеца простыню.
На секционном столе лежал старик с всклокоченной седой бородой. Желтая шея, неестественно высокая грудная клетка и даже небольшое пулевое отверстие чуть выше соска выглядели для патологоанатома вполне привычными. Однако пальцы рук мертвеца были неестественно плотно сжаты в кулаки, и это явно не было следствием трупного окоченения.
– Уже четвертый случай за сегодня, – вздохнул прозектор. – И все одно и то же. Насильственная смерть после вспышки совершенно беспричинной агрессии.
– Что, и этот кого-то убил? – уточнил ассистент Валера, внимательно оглядывая мертвеца.
– Вот-вот. История за последнее время вполне привычная. Заслуженный учитель, прирабатывал на полставки в элитном лицее, где работал и до пенсии. Наилучшие рекомендации с места жительства и места работы, из тех, о которых говорят – «мухи не обидит». Третьего дня пожаловался, что его укусил какой-то «тушканчик»… Я так понимаю, та самая крыса, о которой все только и говорят. Обратился в травмпункт, рану промыли и перевязали. Спустя два дня после укуса безо всякой видимой причины напал на родителей своего ученика, отца уложил ударом ножа, мать задушил сетевым шнуром компьютера. Разбил машину директора, при попытке задержания попытался укрыться на крыше лицея. Был подстрелен подоспевшими милиционерами. Такое ощущение, что всех укушенных действительно накрывает какая-то эпидемия безумия. И чем дальше, тем больше. Так что у нас теперь работы поприбавилось: Минздрав распорядился вскрывать каждый такой труп и тщательно все фиксировать в актах, а в случае необходимости – и фотографировать.
– Полное анатомирование жмура? – безучастно спросил Валера, осматривая тело взглядом профессионального закройщика.
– Так начальство распорядилось, – Александр Иванович натянул резиновые перчатки. – На сегодня это точно последний. Если устану – подменишь.
Валера взял скальпель, примериваясь, с чего начать. В остывающем теле еще, наверное, вяло текла кровь, еще росли ногти, тихо бурчали газы в животе… Широкий, зло поблескивающий скальпель уверенно вошел в грудину покойного и прочертил борозду от кадыка и до лобка. Сухая кожа разрезалась с негромким треском, словно лист картона. Из-под ровных краев выступила жидкая розоватая сукровица. Потрошитель внимательно осмотрел разрез и засунул в него руки. Голова покойного заелозила, замоталась по гладкому цинку стола. Из-под полуоткрытых век стеклянно блеснули желтоватые зрачки.
Спустя несколько минут мощные хирургические щипцы с сухим хрустом ломали грудные кости. Прозектор извлек грудину целиком. Теперь патологоанатомы резали труп в четыре руки, пилили и строгали его, выворачивая на стол синие, в белых пленках кишки, багрово-коричневую печень, желтоватые фасолины-почки.
