Стивен Кинг - Бессонница

После этого мы встречались раз или два. — Он внимательно посмотрел на Ральфа. — Ты выглядишь грандиозно, Ральфи. Черт, не старше, чем на пятьдесят пять. Красота!

Рядом снова заворчал желудок Луизы, теперь уже громче. Она продолжала рассматривать ладони.

— А чувствую я себя намного старше, — сказал Ральф. — Послушай, Триг, рад был повидаться с тобой, но нам надо…

— Проклятье, — произнес Триг, и взгляд его затуманился. — Мне что-то нужно сообщить тебе, Ральф. Я так думал. Насчет того дня. Боже, какая у меня дырявая башка.

Ральф немного подождал, мечась между нетерпением и любопытством.

— Да ладно тебе, Триг, не расстраивайся. Это было так давно.

— Какого дьявола?.. — пробормотал Триггер, уставившись на потолок своей кабины, как будто там был начертан ответ.

— Ральф, нам пора. — Луиза тронула его за рукав. — И дело не только в завтраке.

— Да. Ты абсолютно права. — Ральф плавно тронулся с места. — Если вспомнишь, Триг, позвони мне. Номер в справочнике. Рад был повстречать тебя.

Триггер Вашон проигнорировал тираду Ральфа; казалось, он его вообще не замечает.

— Может, мы что-то видели? — осведомился он у потолка. — Или что-то сделали! Боже!

Он все еще смотрел вверх, поскребывая щетину, когда Ральф повернул налево и направился по Хоспитл-драйв к низкому кирпичному зданию, в котором располагался Центр помощи женщинам.

Теперь, когда взошло солнце, возле здания дежурил лишь один охранник, демонстрантов же не было вовсе. В связи с их отсутствием Ральф вспомнил киноэпопею о джунглях, виденную им еще в молодости, особенно тот эпизод, в котором замолчали тамтамы аборигенов, и герой — Джон Холл или Фрэнк Бак — поворачивался к своему соседу и говорил, что ему это не нравится, слишком тихо. Охранник достал блокнот, взглянул на «олдсмобиль» Ральфа и что-то записал — скорее всего, номерные знаки. Затем по усеянной листьями дорожке приблизился к ним.

Ральф припарковался и вышел, обойдя вокруг машины, чтобы открыть дверцу Луизе.

— И как же ты справишься с этим? — поинтересовалась Луиза, когда он протянул ей руку, помогая выйти.

— Нам придется немного схитрить, главное — не зарываться. Правильно? — Правильно. — Она нервно оправила пальто, а затем блеснула мегаваттной улыбкой в сторону охранника:

— Доброе утро, офицер.

— Доброе. — Он посмотрел на свои часы. — Не думаю, что там кто-нибудь есть, кроме регистратора и уборщицы.

— А нам как раз и нужна регистратор, — радостно произнесла Луиза. — Барби Ричардс. Ее тетя Симона попросила кое-что передать ей. Очень важное.

Скажите, что ее хочет видеть Луиза Чесс.

Охранник подумал, затем кивнул на дверь:

— Ладно. Проходите, мэм.

Луиза, улыбаясь еще ослепительнее, произнесла:

— Мы на секундочку, правда, Нортон?

— Скорее на секунду с половиной, — согласился Ральф. А когда они уже подходили к зданию, он наклонился к ней и прошептал: — Нортон? Отлично, Луиза. Значит, Нортон?

— Я сказала первое, что пришло мне в голову, — ответила она. — Наверное, я вспомнила фильм «Новобрачные» — Ральф и Нортон, помнишь?

— Да, — ответил он.

Две двери оказались запертыми, зато третья была открыта, и они вошли внутрь. Ральф сжал ладонь Луизы и почувствовал ответное пожатие.

Одновременно он ощутил концентрацию, сужение и усиление воли и сознания.

Казалось, все вокруг него превратилось в око мира, которое вначале моргнуло, а затем широко открылось. Все вокруг них.

Приемный покой был оформлен нарочито просто. На стенах висели плакаты того типа, которые иностранные туристические агентства рассылают, беря лишь стоимость пересылки. Единственным исключением служило огромное черно-белое фото молодой женщины в просторном платье для беременных. Она сидела за стойкой, держа в руке бокал с мартини.

«КОГДА ВЫ БЕРЕМЕННЫ, ВЫ НИКОГДА НЕ ПЬЕТЕ ОДНИ»

— гласила надпись под фотографией. И никаких примет того, что в комнате или комнатах, расположенных за приятным, ничем не примечательным вестибюлем, делают аборты.

«А чего ты ожидал? — подумал Ральф. — Рекламы? Висящего между видами острова Капри и итальянских Альп плаката с изображением внутриутробного плода? Опустись на землю, Ральф».

Слева от них грузная женщина лет пятидесяти вытирала кофейный столик; рядом с ней стояла тележка с различными моющими средствами. Женщину обволакивала темно-синяя аура, испещренная болезненными черными пятнами, облепившими область сердца и легких наподобие причудливых насекомых; она смотрела на вошедших с явным подозрением.

На них внимательно глядела еще одна женщина — правда, без подозрения, сквозившего в глазах уборщицы. Ральф узнал ее по телеинтервью, данному в день инцидента с куклами. Племянница Симоны Кастонья, тридцатипятилетняя брюнетка, прекрасная и в столь ранний час. Она сидела за серым металлическим столом в облаке лесисто-зеленой ауры — более здоровой, чем поле уборщицы. На столе стояла граненая ваза с осенними цветами.

Женщина напряженно улыбалась, не выказывая признаков узнавания, затем указала пальчиком на часы.

— Мы открываемся в восемь, — сказала она, — и вряд ли сегодня сможем помочь вам. У всех врачей выходной. У нас сегодня знаменательный день.

— Я знаю, — заверила ее Луиза и еще раз сжала руку Ральфа, прежде чем отпустить ее. Внутри головы раздался еле различимый голос Луизы:

— Стой на месте, Ральф. У нее там… Луиза послала ему образ еще более слабый, чем мысль, моментально растаявший. Этот способ общения намного легче давался на верхних уровнях, но того, что он увидел, было достаточно. Рука, которой Барбара Ричардс указывала на часы, покоилась на крышке стола, но вторая, спрятанная под столом, лежала на маленькой белой кнопке. Если кто-то из них хоть малейшим образом поведет себя странно, она нажмет кнопку, призывая сначала их приятеля с блокнотом, стоящего у входа, а затем и почти всю службу безопасности Дерри.

«Именно за мной она следит более внимательно, потому что я мужчина», — подумал Ральф.

Когда Луиза подошла к столику регистратуры, Ральфа посетила неприятная мысль: в данной атмосфере Дерри такой вид половой дискриминации — неосознанной, но столь действенной — может довести эту хорошенькую темноволосую женщину до беды… Возможно, даже до смерти. Он вспомнил, что, по словам Лейдекера, одним из безумных сообщников Эда являлась женщина.

«Одутловатое прыщавое лицо, — сказал он, — и такие толстенные линзы очков, что глаза напоминают яйца-пашот». Ее зовут Сандра как-то. И если к столику приблизится эта Сандра Как-то, как подходит сейчас Луиза, сначала открывая свою сумочку, а затем засовывая туда руку, нажмет ли женщина, облаченная в лесисто-зеленую ауру, кнопку тревоги?