Клайв Баркер - Таинство

— Может, тебе лучше остаться с ней? — спросил Уилл Фрэнни.

Та не стала возражать. По выражению ее лица было ясно, что атмосфера этого места выбила ее из колеи.

— Обещаю, что внутрь без тебя не войду.

— Я бы тебе не советовала, — сказала Фрэнни.

— Если она попробует фокусничать — кричи.

— Можешь не сомневаться — ты меня услышишь.

Уилл перевел взгляд на Розу. Она перестала возражать и теперь лежала спиной к камням, уставившись в небо. Со стороны могло показаться, что ее глаза — это зеркала, в которых отражаются солнце и тени от облаков. Уилл с мучительным чувством отвернулся.

— Не приближайся к ней, — посоветовал он Фрэнни и двинулся к тому месту среди камней.

VII

Уилл был рад, что Роза не идет следом, рад, что он один. Нет, один он никогда не был. С ним шел и лис, словно его второе «я». Лис был подвижнее, и иногда Уилл чувствовал, как энергия лиса подталкивает его туда, куда не осмеливаются шагать усталые ноги. Но лис был и осторожнее. Его взгляд метался из стороны в сторону: нет ли здесь какой опасности, нос стал необыкновенно чувствителен к запахам. Но признаков опасности не обнаруживал. Как не было и никаких примет дома или руин, хотя Уилл был уже в пятнадцати ярдах от этого места.

Уилл оглянулся на Фрэнни и Розу, но он успел спуститься так низко по крутому склону, что не увидел их. Справа, не больше чем в ярде от того места, где он поставил ногу на гулявший камень, между черных скал шла расщелина, в которую мог бы протиснуться человек.

«Один неверный шаг, — подумал Уилл, — и конец».

Вот было бы прискорбное окончание путешествия, которое заняло столько лет, после того как он преодолел столько миль, путешествия, начавшегося с холма и убежавшего зайца, с пламени свечи и десятка мотыльков, с ледяной пустыни Бальтазара и окровавленной медведицы, готовой заключить его в объятия.

Еще несколько ярдов, несколько секунд — и он окажется на пороге, путешествие закончится. Придет понимание, откровение, конец его терзаниям.

Перед Уиллом был клочок ярко-зеленого дерна, сверкающий каплями росы и желтыми цветами вики. За ним — кусок обнажившейся скальной породы, который птицы облюбовали для того, чтобы поедать добычу: площадка была забросана разломанными панцирями крабов и загажена белым пометом. Дальше шли камни, в пространство между которыми так внимательно смотрела Роза.

Чтобы добраться до этого места оттуда, где стоял Уилл, не требовалось больших усилий. Но Уилл не торопился; он дрожал от усталости и возбуждения. Без всяких происшествий он миновал зеленый лоскуток, хотя трава под ногами была скользкая, как лед. Потом, оставив позади расщелину, двинулся вверх по скальному обнажению. Он без труда вскарабкался на два-три ярда, но чем выше поднимался, тем явственнее ощущалась предательская усталость. Глаза усиленно моргали, он стал хуже видеть. Руки и ноги онемели. Уилл понимал, что дело далеко не в изнеможении. Тело реагировало на внешние воздействия, какая-то энергия в воздухе или в земле подталкивала организм к предательству. Перед глазами все расплывалось, и тошнота начала подниматься к горлу. Чтобы прогнать это ощущение, он плотно закрыл глаза, и на оставшуюся часть подъема доверился той силе, что еще оставалась в руках. Это было опасное предприятие — с учетом того, что за спиной была расщелина, в которую он провалится, если сорвется. Но риск оправдан. Еще три перехвата — и он оказался на вершине, стряхнул с ладоней осколки крабьих панцирей.

Уилл открыл глаза. Зрачки слегка успокоились в темноте под веками, но, как только ударил свет, снова судорожно задергались. Он вытянул руки, упираясь в камни по обе стороны и пытаясь сосредоточиться на зеленом лоскуте между ними. Потом, прижимая онемевшие руки к камням, стал пробираться к безветренному коридору.

Отказывали уже не только зрение и осязание. К бунту присоединились уши. Хор круживших в небе птиц и рев волн слились в общий шум, который перекатывался в черепной коробке, словно ком грязи. Более или менее отчетливо он слышал только рваные звуки своего дыхания: вдох и выдох, вдох и выдох. Он понимал, что в таком состоянии вскоре не сможет двигаться дальше. Еще три-четыре шага — и онемевшие ноги подогнутся. Или перемкнет в голове. Дом включил защиту, и она его не пропускает.

Он заставил почти отказывающие конечности сделать еще шаг, опираясь на камни, чтобы снять нагрузку с ног. Сколько еще отделяет его от зеленой площадки, конечной цели его пути? Он не знал. Да и вопрос это риторический. Ему никогда туда не добраться. Но все же в нем еще тлел честолюбивый замысел, который заставлял вконец ослабевшие мышцы двигаться.

Может, еще шаг. Еще два. Может, ему все-таки удастся выбраться на открытое пространство.

— Давай же, — бормотал он себе под нос так же хрипло, как и дышал. — Двигайся…

Эти хрипы помогли. Непослушные ноги пронесли его еще на шаг, потом еще. Вдруг в лицо снова ударил ветер. Уилл добрался до конца коридора и вышел на открытое место.

Поскольку выбора не оставалось, он убрал руки с камней и опустился на колени. Земля под ним напиталась влагой; холодная вода плеснула в пах и на живот. Он покачался несколько мгновений и опустился вперед, на руки. Перед глазами все расплывалось: зеленоватая дымка вместо земли, сероватая сверху — вместо неба. Он уже хотел закрыть глаза, когда в середине этого смазанного поля различил четкую полоску. Она была тонкая, но резкая, будто к глазам, несмотря на дерготню, вернулись прежние способности. Уилл с поразительной четкостью видел каждую травинку. И позолоченные солнцем кромки облаков, когда они проплывали над этим местом.

«Она открыта, — подумал он. — Дверь приоткрыта, и я смотрю в нее. Смотрю в Дом, построенный нилотиком».

Что же, если ноги отказываются нести его туда, он доберется на четвереньках, черт побери. Начав ползти, Уилл вспомнил торжественное обещание, которое дал Фрэнни, и почувствовал укол совести за то, что нарушает слово. Но это его не остановило. Сейчас он больше всего на свете хотел быть там. Безусловно, больше, чем сдержать обещание. Может быть, больше, чем сохранить жизнь и здравомыслие.

Не отводя глаз от приоткрытой двери, он пополз по грязи туда, где было оно, и, оставив все, на что надеялся, во что верил, что понимал, вошел в Дом Мира.

VIII

В последний раз Фрэнни видела Уилла, когда тот пытался взобраться на скалу за расщелиной. Потом ее внимание отвлекла Роза, которая начала жалобно стонать и срывать бинты. Когда Фрэнни снова посмотрела в сторону Уилла, его уже не было. Сначала она подумала, что он забрался на скалу и сейчас идет по коридору к подъему, который находится дальше. Как она ни пыталась найти Уилла взглядом, но так и не смогла. Постепенно перед ее мысленным взором возникла мрачная картина за ту минуту, что она пробовала остановить Розу, срывающую бинты, Уилл потерял равновесие и свалился в расщелину. Чем больше она вглядывалась, стараясь его разглядеть, тем вероятнее казалось ей это предположение. Она не слышала крика, но, когда стоит такой птичий гомон, чему удивляться?